Прах к праху - Джордж Элизабет

— Четыре семнадцать, — сказал консьерж. — Четвертый этаж. Налево от лифта. И не забудьте отметиться у меня, когда будете уходить. Поняли?

Он кивнул, отправил угря в рот и пропустил их. Однако его пояснения оказались излишними. Когда двери лифта раскрылись на четвертом этаже, капитан английской команды ждал их в коридоре. Он стоял, небрежно прислонившись к стене напротив лифта и сунув сжатые в кулаки руки в карманы мятых льняных брюк.

Линли узнал Моллисона по его фирменной черте: дважды сломанному в крикетных баталиях носу с вдавленной и так и не выправленной переносицей. Лицо у него обветрилось от пребывания на солнце, на глубоких залысинах проступила россыпь веснушек. Под левым глазом красовался синяк размером с крикетный мяч — или даже кулак, — и синяк этот по краям уже начал желтеть.

Моллисон протянул руку со словами:

— Инспектор Линли? Мейдстоунская полиция сообщила, что попросила у Скотленд-Ярда подмоги. Как я понимаю, вы и есть эта помощь?

Линли пожал ему руку. Моллисон ответил крепким рукопожатием.

— Да, — ответил Линли и представил сержанта Хейверс. — Бы связывались с полицией Мейдстоуна?

Моллисон кивнул сержанту Хейверс, одновременно отвечая:

— Я с прошлой ночи пытался добиться от полиции какой-то ясности, но вы умеете уходить от ответов, не так ли?

— Какого рода информация вас интересует?

— Я бы хотел узнать, что случилось. Кен не курил, так откуда эта чушь о загоревшемся кресле и сигарете? И как в течение двенадцати часов загоревшееся кресло и сигарета могли превратиться в «предполагаемое убийство»? — Моллисон снова прислонился к беленой кирпичной стене. — Честно говоря, у меня, наверное, просто реакция: до сих пор не могу поверить в его смерть. Ведь только в среду вечером я с ним разговаривал. Мы поболтали. Распрощались. Все было замечательно. И вот такое.

— Об этом телефонном звонке мы и хотели с вами поговорить.

— Вы знаете, что мы разговаривали? — У Молли-сона вытянулось лицо. Потом он заметно расслабился. — О, Мириам. Конечно. Она сняла трубку. Я забыл. — Он снова сунул руки в карманы и поудобнее прислонился к стене, словно собирался надолго здесь задержаться. — Что я могу вам рассказать? — Он с бесхитростным видом переводил взгляд с Линли на Хейверс, как будто в том, что их встреча протекала в коридоре, не было ничего необычного.

— Мы можем войти в вашу квартиру? — спросил Линли.

— Это не очень-то удобно, — сказал Моллисон. — Мне бы хотелось уладить это дело здесь, если можно.

— Почему?

Он кивнул в сторону квартиры и сказал, понизив голос:

— Из-за моей жены, Эллисон. Мне бы не хотелось лишний раз ее волновать. Она на восьмом месяце и неважно себя чувствует. Все так зыбко.

— Она знала Кеннета Флеминга?

— Кена? Нет. Ну, разговаривала с ним, да. Они иногда болтали, если встречались на вечеринках и разных мероприятиях.

— Тогда, я полагаю, его смерть не произвела на нее шокового впечатления?

—Нет. Нет. Ничего подобного. — Моллисон улыбнулся и тихонько стукнулся головой о стену в порыве самоуничижения. — Я паникер, инспектор. Это наш первый. Мальчик. Не хочу никаких неожиданностей.

— Мы постараемся об этом не забыть, — любезно проговорил Линли. — И если ваша жена не располагает сведениями о смерти Флеминга, которыми хотела бы поделиться с нами, ей вообще нет необходимости оставаться в комнате.

Губы Моллисона дернулись, словно он хотел сказать что-то еще. Он оттолкнулся от стены.

— Ну что ж, ладно. Идемте. Но не забывайте о ее состоянии, хорошо?

Он провел их по коридору к третьей двери, за которой оказалась громадная комната с окнами в дубовых рамах и видом на реку.

— Элли? — позвал Моллисон, идя по березовым половицам к дивану и креслам, составлявшим уголок-гостиную. Одна стена в этой комнате представляла собой стеклянную дверь, за которой открывалась старинная дощатая пристань, на которую когда-то выгружали привезенные на склад товары. Он предложил полицейским сесть и снова окликнул жену.

— Я в спальне, — ответил женский голос. — Ты закончил с ними?

— Не совсем, — сказал Моллисон. — Закрой дверь, милая, чтобы мы тебя не беспокоили..

В ответ они услышали шаги, но вместо того, чтобы закрыться, Эллисон вошла в комнату с пачкой бумаг в руке, другой рукой она держалась за поясницу. Живот у нее был огромный, но вопреки словам мужа, больной она не казалась. Более того, ее, видимо, застали в разгар работы — очки сдвинуты на макушку, авторучка прицеплена к вырезу халата.