Эксклюзивный мачо - Полякова Татьяна Викторовна

Лялин застенчиво улыбался, стоя на пороге моего дома. Застенчивость шла ему так же, как мне буйная радость, которую я в настоящий момент пыталась изобразить. Мы одновременно засмеялись, в основном над своими напрасными усилиями, и вновь стали походить на нормальных людей.

– Привет, – сказал Лялин, перешагнул порог и запечатлел на моем лбу братский поцелуй. Я ухватила его за уши и приложилась к губам. – Ох ты господи, – хмыкнул он, но остался доволен.

– Проходи, – милостиво предложила я, и он опасливо внедрился в мою квартиру, без конца оглядываясь, точно ожидая подвоха. На самом деле он испытывал неловкость. По большому счету заглядывать ко мне ему совершенно без надобности и вразумительного предлога, под каким ему сделать это, он не придумал, вот теперь и вертелся, как уж на сковородке.

Надо полагать, он явился проверить слухи, что ходят обо мне в народе. Если верить общественности, я пью ведрами, окончательно потеряла человеческий облик и по этой причине не выхожу из дома.

Я с недовольством уставилась в спину Лялина. Ладно дураки болтают, на то и дураки, но Лялин-то умный, чего ж тогда верит во всю эту чушь? Не мешало б проучить его как следует. К примеру, учинить пьяный дебош. А что, прямо сейчас и учиню.

Лялин между тем прошел в кухню, устроился в моем любимом кресле и спросил:

– Ну, как там в Греции? По-прежнему все есть?

– На то она и Греция.

– Жениха нашла? Небось от мужиков отбоя нет.

– С чего ты взял? – нахмурилась я, поражаясь чужой прозорливости.

– Уж больно распустилась.

– Это в каком же смысле? – заподозрила я подвох.

– В смысле, расцвела. Слушай, помнится, ты как-то болтала о том, что вполне способна полюбить бедного немолодого человека?

– Тебя, что ли? Так ты не бедный. Полюбить-то я по-прежнему готова, но почему-то не рассчитываю на ответное чувство. Ты чего пришел? Если спасать…

Лялин махнул рукой.

– Спасать тебя нет нужды, это мне доподлинно известно. К тому же я в спасители не гожусь. Опять же, мне твои слова обидны. Просто зайти по старой памяти уже нельзя?

– Можно. Но, зная тебя как очень занятого человека, весьма сложно представить, что ты болтаешься по гостям.

– Для тебя я всегда рад сделать исключение. – Олег улыбнулся и взял меня за руку, взгляд стал иным, теперь он смотрел на меня заинтересованно и даже с нежностью. – Как дела? – спросил он тихо.

– Нормально, – честно ответила я, высвободила руку и устроилась в кресле напротив.

– Чем думаешь заняться?

Я пожала плечами, потому что сама еще толком не знала.

– Дед назад не звал?

– Нет, – покачала я головой.

– Странно.

– Чего же тут странного? Мы утомили друг друга, надо немного отдохнуть.

– Значит, ты вполне допускаешь, что можешь вернуться?

– В его команду? – удивилась я. – Забавно, что ты об этом спрашиваешь. – Я покачала головой и усмехнулась, а Лялин вновь спросил:

– Ну так да или нет?

– Нет.

Он кивнул и почесал бровь, размышляя о чем-то.

– Прозвучало очень категорично, – заметил он едва ли не с печалью.

– Тебя это удивляет? – не поверила я.

– Скорее беспокоит. Наверное, я человек привычки, невозможно представить тебя занятой чем-то другим. Ты была его доверенным лицом. Конечно, это не всегда… приятно, – с трудом нашел он нужное слово, – но, согласись, кое-какие преимущества все же были. Дед – это Дед, и ты в этом городе кое-что значила.

– А теперь не значу ничего и ничуть этому не огорчаюсь.

– Серьезно? – Теперь Лялин смотрел с надеждой, точно ребенок в ожидании подарка.

– Серьезно, – ответила я, хотя за мгновение до этого намеревалась послать его к черту. – Я была его доверенным лицом, а ты начальником его охраны. Теперь ты работаешь в своей фирме, получаешь приличные бабки и всем доволен. Или нет?

– Доволен, – улыбнулся Лялин.

– А что мне мешает?

– Да я не о работе, – вновь вздохнул он. – Как раз работа волнует меня меньше всего. Найдешь чем заняться. На худой конец вернешься в убойный отдел. Зарплата тебя не тревожит, так что будешь работать не за деньги, а за идею. Но… я был только его начальником охраны, ты – другое дело. Дед…

– Заменил мне отца, – подсказала я, – а потом был моим любовником. Потом стал политиком, и я помогала ему в меру сил. До политики мне дела было мало, а он человек родной… Но Дед перегнул палку. И я ушла. А как только ушла, поняла, что сделать это надо было раньше, потому что почувствовала огромное облегчение. На этом, я надеюсь, мы и закончим.

Лялин перегнулся и похлопал меня ладонью по колену.

– Извини, – сказал он смущенно, что было ему так же свойственно, как и застенчивость. – Старею, наверное. Почему-то жалко его стало.

– Деда?

– Деда.

– Мне тоже жалко, – согласно кивнула я. – Но позволь я ему оставить все как прежде… в общем, себя мне жаль еще больше.

– Извини, – повторил Лялин, и я всерьез начала думать, что люди с возрастом меняются. Услышать от Лялина два раза подряд «извини» – это слишком для моих нервов. В голове возникают глупые мысли, к примеру, хочется припасть к его груди и пожаловаться, неважно на что, главное, чтобы он по головке погладил и сказал что-нибудь жизнеутверждающее, а потом мы бы вместе поплакали и пошли встречать рассвет… «Лялин стареет, а я глупею», – со вздохом решила я и весело подмигнула ему.

Он засмеялся и вдруг заявил:

– Я, собственно, к тебе по делу.

– Да?

– Ага. У моего босса есть приятель Сафронов Петр Викентьевич. Может, слышала о таком?

– У него молокозавод где-то на Поварской?

– И завод, и маслосырбаза. Не знаю, как это правильно называется, дело не в этом, а в том, что дядя этот очень беспокойный. Кругом бедолаге враги мерещатся.

– Охрана у него есть?

– Есть. На самом деле ни в какой охране он не нуждается. Нет у него врагов, которые желали бы ему смерти. Дела его идут неплохо, но никому он здесь не мешает. Короче, нервный тип с фантазией. Только и всего. Но моего босса успел достать, и тот, естественно, обратился ко мне.

– И что сделал ты?

– Полюбопытствовал, как обстоят дела.

– То есть раскопал всю подноготную Сафронова, – улыбнулась я.

– Можно сказать и так, – не стал спорить Лялин. – И могу с уверенностью заявить – дядя бредит.

– Но с чего-то он начал беспокоиться? – заметила я скорее из вредности, потому что верила Лялину, он из тех людей, что слов на ветер не бросают.

Олег едва заметно поморщился.

– Два месяца назад было совершено нападение на их экспедитора. Да ты, должно быть, слышала. Парня поджидали возле его дома, выстрелили в упор, без предупреждения, он даже ничего не понял. Забрали деньги и смылись.

– Парень жив?

– Жив. В рубашке родился. Скоро из больницы выпишут.

– Так, может, Сафронов не зря беспокоится?

Лялин вновь поморщился.

– Ему давно надо было это сделать. Об элементарной осторожности там слыхать не слыхивали. Экспедитор возвращается в два часа ночи, в сумке весьма приличные деньги, он один, ставит машину на стоянку и двигает домой с этими самыми деньгами. И после этого удивляется, что экспедитор оказался в больнице. Прознали про эти скверные привычки, и вот результат. Не удивлюсь, если кто-то из своих постарался. И про крупную сумму знали, и про то, когда вернется. Короче, к безопасности Сафронова этот случай не имеет никакого отношения.

– Допустим. И что дальше? – кивнула я, не очень понимая, куда клонит Лялин.

– Надо его отвлечь от глупых мыслей. Хочется ему надежную охрану, он ее получит.

– Ну… – пожала я плечами.

– Гну, – передразнил Лялин. – Вот ты с ним и поработаешь.

Я скривилась, услышав о таком счастье.

– Спятил совсем? Какой из меня телохранитель?

– Так он и не нужен. Говорю же, у парня глюки на нервной почве. Тут не телохранитель важен, а имя. Твое ему понравится. Ты человек известный и пользуешься уважением. Пользуешься, – повторил Лялин, видя, как мою физиономию вновь перекосило. – Он будет счастлив, вот увидишь. Немного потаскаешься с ним туда-сюда, денег заработаешь, а главное, окажешь мне неоценимую услугу.