Королева Юга - Перес-Реверте Артуро

Вдали виднелся корабль – сейнер, ведущий лов вблизи побережья, – и Тереса некоторое время с интересом наблюдала за ним. Ее связь с морем не ослабла: каждое утро, поднявшись с постели, Тереса первым делом бросала взгляд на это бесконечное пространство – синее, серое или фиолетовое, в зависимости от освещения и времени года. Она до сих пор машинально прикидывала силу волнения и направление ветра – даже когда никто из ее людей не работал в открытом море. Этот берег, запечатленный в ее памяти с точностью морской карты, оставался для нее хорошо знакомым миром, которому она была обязана и своими бедами, и своей удачей; он оживлял образы, которые она старалась не вызывать из небытия слишком часто, чтобы сохранить их неизменными. Домик на песчаном берегу в Пальмонесе. Ночи в Проливе, на катере, подскакивающем на волнах. Адреналин преследования и победы. Твердое и нежное тело Сантьяго Фистерры. По крайней мере, он был моим, думала она. Я потеряла его, но до этого он был моим. Это была тайная, только ей принадлежащая, рассчитанная до мелочей роскошь – предаваться воспоминаниям с косячком гашиша и стаканчиком текилы ночами, когда шум прибоя доносился с пляжа, просачиваясь сквозь ветви сада, безлунными ночами, когда она вспоминала то, что было, и себя – такой, какой она была тогда. Иногда она слышала рокот таможенного вертолета, без огней пролетающего над пляжем, и ей приходило в голову, что, возможно, его ведет тот самый человек, которого она видела в своей больничной палате; тот, кто преследовал ее и Сантьяго, летя над кильватерной струей старенького «Фантома», и кто потом бросился в море, чтобы спасти ей жизнь у камня Леона. Однажды, обозлившись, двое из людей Тересы – марокканец и гибралтарец, работавшие на лодках, – предложили разобраться с пилотом птицы. С этим сукиным сыном. Устроить ему ловушку на суше и рассчитаться сразу за все. После разговора с ними Тереса вызвала доктора Рамоса и приказала ему довести до всех и каждого ее ответ, не меняя в нем ни одной буквы. Этот парень делает свою работу точно так же, как мы делаем свою, сказала она. Таковы правила, и, если однажды он рухнет в море или его подстерегут где-нибудь на пустынном пляже, это его дело. Сегодня ты выиграл, завтра проиграл: раз на раз не приходится. Но если кто-нибудь тронет хоть волосок на его голове, когда он не на работе, я прикажу содрать с виноватого шкуру клочьями. Все поняли? И все поняли.

Связь Тересы с морем была еще и, так сказать, личной. Она не только созерцала его с берега. Ее «Синалоа» от «Братьев Бенетти» – тридцать восемь метров в длину и семь в ширину, приписанная к порту на острове Джерси, стояла у причала в эксклюзивной зоне Пуэрто-Бануса, белая и импозантная со своими тремя палубами и обликом классической яхты: мебель из тика и дерева ироко, ванные, отделанные мрамором, четыре каюты для гостей и салон площадью тридцать квадратных метров, в котором прежде всего бросалась в глаза полотно маслом кисти Монтегю Досона «Сражение между кораблями „Спартиэйт“ и „Антилья“ при Трафальгаре», приобретенное Тео Альхарафе для Тересы на аукционе «Клэймор». Хотя «Трансер Нага» пользовалась судами любого типа, «Синалоа» не участвовала ни в каких противозаконных делах. Это была нейтральная территория, собственный мир Тересы, доступ в который она строго ограничивала, не желая связывать его с остальной своей жизнью. Капитан, двое матросов и механик держали яхту наготове, чтобы она могла выйти в море в любую минуту, и Тереса часто совершала плавания – короткие, одно-двухдневные, или целые круизы, длившиеся порой две-три недели. Книги, музыка, телевизор с видеомагнитофоном. Она никогда не приглашала на борт гостей, за исключением Пати О’Фаррелл, время от времени сопровождавшей ее.

Единственный, кто всегда находился рядом с ней, героически перенося качку, – Поте Гальвес. Тереса любила эти долгие плавания в одиночестве, дни, когда не звонил телефон и она могла вообще не разговаривать.

Могла сидеть ночью в рубке рядом с капитаном (его, бывшего моряка торгового флота, нашел доктор Рамос, и он понравился Тересе именно своей немногословностью), браться самой за штурвал в плохую погоду, отключив автоматику, или проводить солнечные, спокойные дни в шезлонге на корме, с книгой в руках или глядя на море. А еще она любила сама возиться с двумя турбодизельными двигателями «МТУ»; их мощь – тысяча восемьсот лошадиных сил – позволяла «Синалоа» идти со скоростью тридцать узлов, оставляя сзади прямую, широкую и мощную кильватерную струю. Тереса нередко спускалась в машинное отделение (волосы заплетены в косы, лоб обвязан платком) и проводила там целые часы, независимо от того, где находилось судно – в порту или в открытом море.