Королева Юга - Перес-Реверте Артуро

Тереса посмотрела на свою сигарету. Как бы давая понять: я не собираюсь докуривать ее. Тапиа, отлично поняв намек, бросил на американца беспокойный взгляд, говоривший: она же сейчас уйдет. Ранхель, судя по всему, был того же мнения. И сразу перешел к сути дела:

– Вам говорит что-нибудь имя Сесара Бэтмена Гуэмеса?

Три секунды молчания, два взгляда, вонзившиеся в нее. Она выдохнула дым насколько возможно медленнее:

– Представьте себе, нет.

Два взгляда скрестились, затем вновь устремились на нее.

– И тем не менее, – сказал Ранхель, – вы когда-то были с ним знакомы.

– Странно. Но в таком случае я, наверное, его бы помнила, правда?.. – Она взглянула на стенные часы – корректный повод встать и закончить этот разговор. – А теперь, надеюсь, вы извините меня…

Мужчины снова переглянулись. А потом агент ДЭА улыбнулся. Широкой, почти добродушной улыбкой. В его работе, подумала Тереса, если уж кто-то улыбается так, значит, у него есть особо серьезный повод.

– Дайте мне еще пять минут, – сказал американец. – Чтобы рассказать вам одну историю.

– Я люблю только истории со счастливым концом.

– А конец этой истории зависит от вас.

И Гильермо Ранхель, которого все называли Вилли, начал рассказывать. ДЭА, пояснил он, не занимается спецоперациями. Его задача – собирать данные, как полиция, держать сеть доверенных информаторов, платить им, составлять подробные доклады о деятельности, связанной с производством, транспортировкой и реализацией наркотиков, включать в них конкретные имена и фамилии и подготавливать материалы для передачи в суд. Поэтому ДЭА использует агентов. Таких, как он. Людей, которые внедряются в организации контрабандистов наркотиков и действуют там. Сам Ранхель тоже работал так сперва в группах чикано в районе Калифорнийского залива, потом в Мексике – контролером секретных агентов. И так восемь лет, за исключением четырнадцати месяцев, проведенных в Медельине, в Колумбии, в качестве связного между своей конторой и поисковой группы местной полиции, которой было поручено захватить и убить Пабло Эскобара. И, кстати, тот знаменитый снимок, где наркобарон, поникший, подавленный, стоит в окружении тех самых людей, что позже убили его в Лос-Оливос, сделал он, Ранхель. Теперь этот снимок, вставленный в рамку, висит в его кабинете в Вашингтоне.

– Я не улавливаю во всем этом ничего интересного для себя, – сказала Тереса. Она загасила окурок в пепельнице – не торопясь, но решительно, давая понять, что разговор окончен. – Уже не в первый раз, – добавила она, – полицейские, агенты или контрабандисты приходят ко мне с разными историями. У меня нет ни малейшего желания терять время.

– Я рассказываю вам это, – ответил американец, – чтобы вы поняли суть моей работы.

– Я ее отлично поняла. А теперь прошу извинить меня…

Она встала. Эктор Тапиа, повинуясь привычке, перешедшей в рефлекс, тоже поднялся, застегивая пиджак. Он растерянно и беспокойно смотрел на своего спутника, однако Ранхель продолжал сидеть.

– Блондин Давила был агентом ДЭА, – просто сказал он. – Он работал на меня, и поэтому его убили.

Тереса внимательно всмотрелась в умные глаза американца: он явно ожидал эффекта от произнесенных им слов. Ну, ты уже взорвал свою бомбу, подумала она. И ничего, если не считать, что в твоем арсенале стало одной бомбой меньше. Ей хотелось расхохотаться. Выпустить на волю смех, которому она не давала выхода двенадцать лет, с самого Кульякана, штат Синалоа. Посмертная шутка проклятого Блондина. Но она только пожала плечами.

– А теперь, – хладнокровно произнесла она, расскажите мне что-нибудь такое, чего бы я не знала.

* * *

Даже не смотри на нее, сказал Блондин Давила. Не заглядывай в записную книжку, смугляночка моя. Отнеси ее дону Эпифанио Варгасу и отдай в обмен на свою жизнь. Но в тот вечер, в Кульякане, Тереса не смогла удержаться от соблазна. Несмотря на то что думал о ней Блондин, у нее имелись собственные мысли и чувства. А еще ей было любопытно узнать, в какой ад ее ввергли только что. Поэтому незадолго до того, как Кот Фьеррос и Поте Гальвес появились в квартирке рядом с рынком Гармендиа, она, нарушив правила, начала листать книжку в кожаном переплете, хранившую ключ к тому, что уже случилось, и к тому, что вот-вот должно было случиться. Имена, адреса. Контакты по ту и другую сторону границы. Ей хватило времени, чтобы заглянуть в действительность прежде, чем все рухнуло, и она бросилась бежать с «дабл-иглом» в руке, одинокая, охваченная ужасом, точно зная, от чего пытается убежать. Все это емко выразил тем же вечером, не подозревая об этом, сам дон Эпифанио Варгас. Твой парень слишком любил шутить. Шутить. Держать рискованные пари – даже когда их предметом была она. Тереса знала обо всем этом, когда пришла в часовню Мальверде с записной книжкой, которую ни за что не должна была читать, но которую читала, проклиная Блондина за то, что он подвергает ее такой опасности – подвергает именно ради того, чтобы спасти ее. Типичный ход мыслей игрока, привыкшего совать в пасть койота и свою собственную голову, и чужие. Если я попадусь, думал этот сукин сын, Тересе спасения не будет. Виновна она или невиновна – таковы правила. Но есть одна крохотная возможность: доказать, что она действительно ни при чем. Потому что Тереса никогда никому не отдала бы книжку знай она о ее содержании. Никогда, знай об опасной игре человека, заполнившего ее страницы несущими смерть записями. Отдавая книжку дону Эпифанио, своему и Блондина крестному отцу, она докажет свое неведение. Свою невиновность. В противном случае она никогда бы не посмела. И в тот вечер, сидя на кровати в их квартире, перелистывая страницы – одновременно ее смертный приговор и ее единственно возможное спасение, – Тереса прокляла Блондина, ибо теперь наконец-то все отлично понимала. Просто броситься бежать означало приговорить себя к тому, что далеко ей не уйти. Она должна была отдать книжку, чтобы доказать, что ее содержание ей неизвестно. Ей нужно было проглотить страх, выкручивавший кишки, и постараться, чтобы голова осталась спокойна. Нейтральный голос с точно соответствующей обстоятельствам дозой волнения, искренняя мольба, обращенная к человеку, которому верили они с Блондином. Девчонка контрабандиста, испуганный звереныш. Я ничего не знаю. Клянусь вам, дон Эпифанио. А что я должна была читать? Поэтому она осталась жива. И поэтому сейчас здесь, в ее кабинете в Марбелье, агент ДЭА Вилли Ранхель и секретарь посольства Эктор Тапиа смотрели на нее, раскрыв рты – один сидя, другой стоя и все еще шаря пальцами по пуговицам пиджака.