Присягнувшие Тьме - Гранже Жан-Кристоф

Обойдя полуночников, я прошел мимо бакалейной лавки, закрытой железным занавесом, и вошел в следующее здание. Места были мне знакомы, и я держался уверенно. Я попал во двор, где звучали громкие голоса и слышались взрывы хохота. Охранник на левом крыльце узнал меня и впустил в дом. За эту краткую передышку я дал ему двадцать евро.

Пройдя коридор, я очутился в задних помещениях бакалейной лавки, отгороженных занавесом из ракушек. Нигде в Париже не было такого выбора африканских товаров, как здесь: маниока, сорго, мясо обезьян, антилоп… Тут продавались даже растения, имеющие гарантированную магическую силу. В соседней комнате Пат открыл подпольный ресторан, где гигиена и вентиляция, честно говоря, оставляли желать лучшего.

Я прошел через торговый зал. Чернокожие болтали, сидя на ящиках африканского пива «Флаг» и на связках отборных бананов. Я едва протолкался в ресторан, набитый до отказа. Судя по взглядам, мое присутствие здесь никого не обрадовало. Граница туристской зоны осталась далеко позади.

Я дошел до лестницы. Из подвала доносилась такая ритмичная музыка, что пол дрожал. Я спустился вниз, чувствуя, как музыка и жара поднимаются ко мне навстречу, обволакивая дурманящим облаком. Затененные решетками лампы освещали ступени. Внизу, перед железной дверью, мне преградил дорогу охранник в комбинезоне. Я показал ему удостоверение. Он неохотно отодвинул в сторону дверь, и передо мной открылось настоящее наваждение. Ночной кабак в миниатюре, темный, вибрирующий от музыки и мерцающих огоньков, похожих на мурашки, пробегающие по черной коже.

Стены были выкрашены в сине-лиловый цвет и усеяны светящимися звездами; колонны подпирали потолок, который, казалось, провисал под каким-то грузом. Прищурившись, я разглядел, что под потолком натянута рыболовная сеть. У самого въезда в Париж глубоко под землей был устроен морской бар. На столах, покрытых клетчатыми скатертями, стояли ветрозащитные фонари. Впрочем, разглядеть что-нибудь было трудно – все пространство было заполнено людьми, танцующими под сетью. Мне пришло в голову, что все это похоже на фантастическую рыбную ловлю: черные головы, пестрые длинные одеяния и обтягивающие атласные платья…

Я стал пробираться сквозь толпу в поисках Клода.

В глубине, на сцене, освещенной розовыми и зелеными лучами, извивалась группа людей, скандируя навязчивые аккорды. Настоящая африканская музыка – веселая, необычная, наивная. При вспышке света я различил гитариста, который крутил головой так, будто она закреплена на шарнире; рядом с ним какой-то негр, откинувшись назад, извлекал завывания из саксофона. Здесь и речи не было ни о ритм-энд-блюзе, ни об антильском зуке. Эта музыка действовала на нервы, сотрясала внутренности и ударяла в голову, словно колдовство вуду.

Пары двигались медленно и томно. Обливаясь потом, я еще немного продвинулся вглубь, отмечая по дороге знакомые лица, которые я тщетно искал в других заведениях. Менеджер из «Феми Кюти», сын президента Бельгийского Конго, дипломаты, футболисты, ведущие радиоканалов… Все собрались здесь, забыв об этнических различиях и гражданстве.

Наконец я нашел Клода. Он сидел с другими парнями за столиком в стенной нише. Я подошел поближе, вглядываясь в непроницаемую физиономию моего информатора. Приплюснутый широкий нос занимал половину лица, сдвинутые брови образовывали глубокие морщины на хмуром челе, а в крупных удивленных глазах застыло выражение «Я не виновен!». Он поднял руку:

– Мат! Мой друг тубаб! Садись с нами!

Я кивнул остальным и сел за их столик. Ну и сборище: здоровенные заирцы, а эти силачи поприземистее – наверняка из Французского Конго. Меня приветствовали без особого энтузиазма. Все сразу почуяли легавого. В знак мира я запахнул плащ так, чтобы не было видно оружия.

– Выпьешь с нами?

Я кивнул, не сводя взгляда с сидящих за столом – косяк переходил из рук в руки, над головами плыло голубоватое облако дыма. У меня в руке оказался стакан скотча.

– Знаешь анекдот про Мамаду?

Не дожидаясь ответа, Клод затянулся и стал рассказывать:

– Белая девушка собралась замуж. Она знакомит жениха с отцом. Жених, Мамаду, – черный, ростом метр девяносто. Отец воротит нос, расспрашивает жениха о работе, об учебе, о доходах. У черного все в ажуре. В конце концов, отец говорит: «Я хочу, чтобы моя дочь была счастлива в постели! Я отдам ее только за того, у кого член длиной 30 сантиметров!» Негр широко улыбается и отвечает: «Нет проблем, патрон. Если Мамаду любит, Мамаду отрежет».

Клод залился радостным смехом, передавая косяк соседу. Я изобразил улыбку и отпил глоток виски. Этот анекдот я уже слышал раз десять. На радостях Клод хлопнул меня по спине и открыл свой мобильный: свет от экрана отразился на его лице, окрасив белки глаз. Затем он закрыл телефон и спросил:

– Что тебя привело сюда, тубаб?

– Ларфауи.

От его веселости не осталось и следа:

– Шеф, не порти нам праздник.

– Когда кабила прикончили, он был не один. Я ищу девушку.

Клод не ответил. Он снова раскрыл мобильный: похоже, читал сообщение. Клиент, конечно. На его обеспокоенном лице ничего не отразилось. Невозможно понять, насколько важным было послание. Он закрыл телефон.

– Где она? – спросил я, допивая виски. – Где эта девка?

– Понятия не имею, тубаб. Клянусь. Но об этом молчок.

– А разве не ты снабжал Ларфауи?

– У меня не тот товар, который был ему нужен.

Опасаясь самого худшего, я спросил:

– Что его заводило?

– Малолетки. Для Ларфауи все, кто старше четырнадцати, – старухи.

У меня отлегло от сердца. Я уже приготовился услышать о животных или о дерьме с ложечки. Тем не менее новость была нерадостной. Придется иметь дело с другим миром, миром англоговорящих. Малолеток экспортируют только из этого региона. Оттуда, где идет война, как в Либерии, или из перенаселенных стран, таких, как Нигерия; все сгодится, чтобы заработать хоть немного валюты. С этой средой я почти не знаком. Она полностью закрыта для посторонних. Проститутки там живут в полной изоляции от мира, зачастую они не говорят ни по-французски, ни по-английски.

– Кто был его поставщиком?

– Вот этого я не знаю.

Я вертел стакан в руках, разглядывая своих черных собутыльников. Плащ на мне приоткрылся, обнажив пистолет 9-миллиметрового калибра. Косяк все еще переходил из рук в руки.

– Бедняга Клод, похоже, я все же испорчу тебе вечеринку.

Негр истекал потом. Установленные на сцене прожектора отбрасывали на его лицо разноцветные блики. Он придержал меня за руку:

– Поговори-ка с Фокси. Может, она даст тебе зацепку.

У африканской проституции есть одна особенность: сутенеры здесь не мужчины, а женщины – «маммы». Чаще всего это бывшие проститутки, сделавшие карьеру. Крупные женщины с жесткой кожей и покрытыми насечкой лицами, они почти никогда не выходят из дома. С Фокси я встречался один или два раза. Она родом из Ганы. Самая влиятельная сводня во всем Париже.

– Где она сейчас обретается?

– Улица Мирра, пятьдесят шесть. Подъезд А. Четвертый этаж.

Я уже собирался встать, но Клод меня остановил:

– Будь осторожен. Фокси – колдунья. Пожирательница душ. Очень опасная!

Африканские содержательницы публичных домов держат своих девушек не силой, а магией. В случае неповиновения хозяйка грозит наслать порчу на их семью, оставшуюся на родине, или на них самих. У мамм всегда хранятся срезанные ногти, лобковые волосы или грязное белье, принадлежащие их девушкам, которые верят, что такие угрозы страшнее любых физических страданий.

Внезапно в памяти всплыли ужасные гримасы африканских масок с глазами, обведенными красным. Музыка, жара, дым от травки – все смешалось у меня в голове. Пронзительные звуки саксофона походили на скрежет мачете по мостовой под свист кровожадных хуту…

Я едва не потерял сознание, но танцующие вдруг отступили в нишу в стене, прижав меня к столу. Из стакана выплеснулся скотч. Клод обжегся косяком.

– Черт побери!

Облитый скотчем, я повернулся к подиуму: танцующие расступились, будто из сети под потолком выпала змея. Поднявшись на цыпочки, я увидел, что посреди толпы на полу какой-то негр бьется в конвульсиях. Глаза закатились, на губах выступила пена. Надо было вызывать «скорую», но никто и не думал приближаться к нему.

По-прежнему гремела музыка. В ней слышался бой тамтамов и пронзительные литавры. Танцоры снова принялись кружиться, стараясь не касаться впавшего в транс бедняги. Кое-кто хлопал в ладоши, как будто хотел изгнать из одержимого недуг. Я попытался протиснуться сквозь толпу, спеша ему на помощь, но Клод остановил меня:

– Оставь его, тубаб. Сейчас он успокоится. Он из Габона. Эти парни не умеют себя вести.

– Из Габона?

Выходцы из Габона основали в Париже свою мирную общину. Страна Омара Бонго была богата нефтью, а ее представители, все как один студенты, – приличные и скромные. Ничего похожего на выходцев из Конго или Кот-д’Ивуар.