Мертвые, вставайте! - Варгас Фред

В путь пустились все вместе в шестом часу вечера. Люсьен, захвативший свои папки, бурчал на заднем сиденье что-то насчет первобытной неотесанности Матиаса. Матиас улыбался за рулем. До места добрались к ужину.

Было по-прежнему солнечно. Матиас провел много времени голым, купаясь в речке, так что никто не мог понять, почему он не замерз. В субботу он встал очень рано, побродил по саду, заглянул в дровяной сарай, в погреб с провизией, осмотрел старый пресс и отправился в Кодбеф – проверить, правда ли церковь похожа на него. Люсьен много времени проспал в траве на своих папках. Марк часами катался на велосипеде. Арман Вандузлер рассказывал Жюльет истории, как в первый вечер в «Бочке».

– Ваши евангелисты славные, – сказала Жюльет.

– По правде говоря, они не мои, – сказал Вандузлер. – Я только притворяюсь.

Жюльет покачала головой.

– Разве обязательно называть их такими и сякими святыми? – спросила она.

– Да нет… Напротив, это тщеславная и ребяческая выдумка, которая взбрела мне в голову однажды вечером, когда я увидел их в оконных проемах… Это игра. Я игрок, и еще лгун, и еще выдумщик. Словом, я так играю, я их выдумываю, и одно помогает другому. И потом, я воображаю, что у каждого из них есть сверкающая частичка, словно нимб. Разве нет? Их это всегда раздражает. Но я уже привык.

– Я тоже, – сказала Жюльет.

16

Люсьен не хотел этого признавать, возвращаясь в понедельник вечером, но все три дня прошли великолепно. Анализ тыловой пропаганды не продвинулся, но мысли прояснились. Они спокойно поужинали, и никто не повышал голоса, даже он сам. Матиасу давали договорить, а Марк успел построить несколько длиннющих фраз о каких-то пустяках. По вечерам Марк обычно выносил мешок с мусором на тротуар перед садовой решеткой. Он сжимал его всегда левой рукой, рукой с кольцами. Чтобы обезвредить отбросы. Вернулся он без мешка, озабоченный. В течение последующих двух часов он несколько раз выглядывал из дома, подходил к решетке.

– Что на тебя нашло? – в конце концов поинтересовался Люсьен. – Обходишь свои владения?

– На низкой стене напротив дома Софии сидит девушка. У нее на руках спит ребенок. Она там уже больше двух часов.

– Брось, – посоветовал Люсьен. – Наверное, ждет кого-то. Не будь как твой крестный, не лезь повсюду. Лично я сыт по горло.

– Дело в ребенке, – сказал Марк. – Мне кажется, становится прохладно.

– Успокойся, – сказал Люсьен.

Но никто не покинул большой комнаты. Они приготовили себе по второй чашке кофе. И начал накрапывать дождь.

– Будет лить всю ночь, – сказал Матиас. – Обидно, ведь уже тридцать первое мая.

Марк прикусил губу. Он снова вышел.

– Она все еще там, – сообщил он, вернувшись. – Закутала малыша в свою куртку.

– Что она из себя представляет? – спросил Матиас.

– Я ее не разглядывал, – сказал Марк. – Не хочу ее напугать. Не оборванка, если ты об этом. Но оборванка она или нет, мы же не оставим девушку с ребенком на всю ночь под дождем? Или оставим? Вот что, Люсьен, дай-ка мне свой галстук. Да побыстрее.

– Галстук? Зачем? Хочешь накинуть на нее лассо?

– Дурак, – сказал Марк. – Чтобы не напугать ее, вот и все. Знаешь, галстук иногда внушает доверие. Да поторопись ты, – сказал Марк, размахивая рукой. – Дождь идет.

– Может, мне самому пойти? – возразил Люсьен. – Тогда не придется развязывать галстук. А кроме того, рисунок совершенно не идет к твоей черной рубашке.

– Ты не пойдешь, потому что не внушаешь доверия, вот почему, – отрезал Марк, на ходу повязывая галстук. – Если я приведу ее сюда, не пяльтесь на нее, как на добычу. Будьте естественны.

Марк вышел, а Люсьен спросил у Матиаса, что надо делать, чтобы иметь естественный вид.

– Надо лопать, – сказал Матиас. – Того, кто жует, никто не станет бояться.

Матиас схватил доску для резки хлеба и отрезал два толстых ломтя. Один из них он передал Люсьену.

– Но я не голоден, – сказал Люсьен жалобно.

– Ешь хлеб.

Матиас и Люсьен уже взялись за свои толстые ломти, когда вернулся Марк, мягко подталкивая перед собой молчащую молодую женщину, усталую на вид, прижимавшую к себе довольно большого ребенка. В голове у Марка промелькнул вопрос, почему это Матиас и Люсьен едят хлеб.

– Садитесь, прошу вас, – сказал он чуть церемонно, чтобы успокоить ее.

Он взял у нее мокрую одежду.

Матиас молча вышел из комнаты и вернулся с одеялом и подушкой в чистой наволочке. Жестом он предложил молодой женщине уложить ребенка на угловой диванчик у камина. Бережно укрыл его одеялом и развел огонь. Вот уж истинный охотник-собиратель с большим сердцем, морщась, подумал Люсьен. Но молчаливые действия Матиаса тронули его. Сам бы он об этом не подумал. У Лю-сьена легко подкатывал ком к горлу.