Королева Юга - Перес-Реверте Артуро

Вот так потихоньку она и приобщилась к делу – приводила в порядок бумаги, а попутно начинала понимать, что можно делать с деньгами, а не только припрятывать их где-то, обрекая на неподвижность, или класть на текущий счет. Сантьяго поначалу относился ко всему этому скептически, но потом сдался перед лицом очевидного факта: Тереса отлично умела считать и предвидеть варианты, которые ему и в голову бы не пришли. В отличие от него – сын галисийского рыбака был из тех, кто хранит деньги в пластиковых пакетах в глубине шкафа, – она всегда допускала возможность того, что дважды два равно пяти. Таким образом, при первых же попытках Эдди Альвареса возразить Сантьяго высказался четко и ясно: у Тересы будет право голоса в денежных вопросах. Ушлая баба: такой диагноз сформулировал адвокат, когда смог обменяться с ним впечатлениями наедине. Так что, надеюсь, ты не сделаешь ее в конце концов совладелицей всех твоих денег: акционерное общество «Галисия – Мексика, морские грузоперевозки» или что-нибудь в этом роде. Мне приходилось видеть и большие глупости. Потому что женщины – ты же знаешь, а уж тихони – тем более. Сначала ты с ними забавляешься, потом даешь им подписывать бумаги, потом переводишь все на их имя, а в конце концов они сматываются, оставив тебя без гроша. Это, ответил Сантьяго, мое дело. Ты хорошо расслышал? Мое. И кроме того, шел бы ты к такой-то матери. Говоря все это, он смотрел на адвоката с таким выражением, что тот уткнулся очками в стакан, в полном молчании выпил свой виски со льдом – они сидели тогда на террасе отеля «Рок», а под ними раскинулась вся Альхесирасская бухта – и больше не касался этого вопроса. Чтоб тебя изловили, идиот. Или чтоб эта лиса наставила тебе рога. Так, наверное, думал Эдди Альварес, но вслух не говорил.

Теперь Каньябота и жандармский сержант смотрели на Тересу мрачно и надменно, и было ясно, что в голове у них бродят те же мысли. Бабы должны сидеть дома и смотреть телевизор, говорило их молчание. Интересно, что эта делает здесь. Почувствовав себя неуютно, Тереса отвела глаза. «Магазин тканей Трухильо», прочла она выложенную изразцами надпись на стене напротив. «Новинки моды». Не слишком-то приятно, когда на тебя так смотрят. Но потом она подумала, что, глядя на нее так, они выказывают неуважение к Сантьяго, и, повернувшись лицом к ним – в этом движении можно было угадать гнев, – открыто, не опуская ресниц, встретила их взгляды. Пошли они все к чертовой матери.

– В конце концов, – заметил адвокат, не упускавший ни одной детали разговора, – она в деле по самые уши.

– Нотариусы нужны для того, для чего они нужны, – произнес Каньябота, все еще глядя на Тересу – А обе стороны хотят гарантий.

– Я сам – гарантия, – отрезал Сантьяго. – Они меня хорошо знают.

– Это важный груз.

– Для меня все грузы важные, пока за них платят. И я не привык, чтобы мне указывали, как я должен работать.

– Нормы есть нормы.

– А мне плевать на ваши нормы. Это свободный рынок, и у меня есть свои нормы.

Эдди Альварес безнадежно покачал головой. Спорить бесполезно, говорило это движение, раз уж тут замешана юбка. Вы только зря теряете время.

– Гибралтарцы так не капризничают, – настаивал Каньябота. – Парронди, Викторио… Эти возят нотариусов и все, что нужно.

Сантьяго отхлебнул пива, пристально глядя на Каньяботу. Этот тип в деле уже десять лет, сказал он как-то Тересе. И ни разу не сидел. Поэтому я ему не доверяю.

– Гибралтарцам вы не доверяете так, как мне.

– Это ты так считаешь.

– Ну так и связывайтесь с ними, а меня оставьте в покое.

Жандарм все еще смотрел на Тересу, и на его губах играла неприятная улыбка. Он был плохо выбрит, на подбородке и под носом торчало несколько белых волосков. Костюм сидел на нем тем особым образом, каким обычно сидит на людях, привыкших к форме: штатская одежда на них всегда кажется какой-то чужой. Я знаю тебя, подумала Тереса. Я тебя видела сто раз – в Синалоа, в Мелилье, везде. Ты всегда один и тот же. Давайте ваши документы, и так далее. И скажите, как мы будем решать эту проблему. Деловой цинизм. Оправданием тебе служит то, что со своим жалованьем и своими расходами ты не дотягиваешь до конца месяца. Захваченные партии наркотиков, из которых ты заявляешь только половину, штрафы, которые ты берешь, но о которых никогда не упоминаешь в отчетах, бесплатные рюмочки, проститутки, услуги. И эти официальные расследования, которые никогда не выясняют ничего, все покрывают всех, живи и давай жить другим, потому что и у самого важного, и у самого незначительного из людей всегда что-то спрятано от чужих глаз в шкафу или под половицей. Что тут, что там – везде одно и то же, только в том, что делается там, испанцы не виноваты – они ушли из Мексики два века назад, и вся их вина кончилась. А здесь, конечно, вы больше блюдете декор. Как-никак Европа. Жалованья испанского сержанта, полицейского или таможенника не хватит, чтобы расплатиться за «мерседес» последнего выпуска – такой этот красавчик совершенно открыто поставил у входа в кафе «Сентраль». И наверняка на этой же самой машине ездит на службу, в свою проклятую казарму, и никто не удивляется, и все, включая начальников, делают вид, что ничего не замечают.