Королева Юга - Перес-Реверте Артуро

– Вполне поправилась, спасибо.

– Я должен поблагодарить вас за одну вещь. Да. Мои адвокаты сказали, что во время следствия вы не упоминали моего имени. Нет.

Пати саркастически скривилась. В декольте ее платья на бронзовой коже виднелся шрам, отмечавший место выхода пули. Это была бронебойная пуля, сказала она когда-то. Поэтому я жива.

– Я лежала в больнице, – сказала она. – С ранениями.

– Я имею в виду – потом. – Взгляд русского был почти наивным, – Допросы и суд. Это.

– Теперь вы понимаете, что у меня были на то свои причины.

Языков немного подумал над этими причинами.

– Да. Понимаю, – наконец произнес он. – Но своим молчанием вы избавили меня от многих проблем. Полиция думала, что вы мало знаете. Я думал, что вы не знаете ничего. Вы проявили терпение. Да. Почти четыре года… Должны были иметь мотивацию, правда? Внутри.

Пати достала еще одну сигарету. Русский, несмотря на то, что на столе перед ним лежал «Дюпон» с ладонь величиной, не сделал ни малейшей попытки предложить ей огня, хотя видел, что ей приходится рыться в сумочке, чтобы достать собственную зажигалку. Перестань дрожать, подумала Тереса, глядя на свои руки. Сдержи дрожь в пальцах, пока этот тип не заметил, и весь наш антураж крутых дамочек не развалился на кусочки, и все не пошло к черту.

– Пакеты находятся там же, где и прежде. Мы привезли только один.

Тот спор в пещере, вспомнила Тереса. Одновременно радостные и испуганные, они при свете фонариков пересчитывали пакеты. Один возьмем сейчас и будем думать, что делать дальше, а остальное пусть пока лежит здесь, настаивала Тереса. Везти все сейчас – просто самоубийство, так что давай-ка, не глупи сама и меня не заставляй. Я знаю, что в тебя стреляли и все такое, но я приехала в твою страну не туристкой, черт тебя побери. Не вынуждай меня рассказывать в подробностях историю, которую я тебе вообще никогда не рассказывала. Историю, ни капельки не похожую на твою, потому что в тебя, наверное, и стреляли-то пулями, надушенными «Каролиной Эррера». Так что не дури. В таких делах тише едешь – дальше будешь.

– А вам не приходило в голову, что я могу установить за вами слежку?.. Нет?

Пати опустила руку с сигаретой на колени.

– Разумеется, приходило. – Она затянулась и снова положила руку на колени. – Но это нереально. Вам не удастся проследить за нами до самого места.

– Хм… Таинственная. Вы таинственные сеньоры.

– Если вы это сделаете, мы поймем и исчезнем. И будем искать другого покупателя. Пятьсот килограммов – это много.

Языков ничего не ответил, хотя его молчание говорило: да, пятьсот килограммов – это слишком много во всех отношениях. Он продолжал смотреть на Пати и лишь иногда коротко взглядывал на Тересу, которая сидела в другом кресле молча, не куря, не шевелясь: она слушала и смотрела, сдерживая взволнованное дыхание и держа руки ладонями вниз на коленях джинсов, чтобы не потели. Голубая трикотажная рубашка с короткими рукавами, кроссовки – на случай, если придется удирать – и только браслет-неделька из мексиканского серебра на правом запястье. Резкий контраст с элегантным туалетом и высокими каблуками Пати.

Они находились тут потому, что Тереса настояла на этом решении. Вначале ее партнерша склонялась к другому варианту – распродать кокаин небольшими порциями, однако Тереса убедила ее, что рано или поздно его хозяева сообразят, что к чему. Лучше прямо пойти к ним, сказала она. Это дело верное, хоть мы и потеряем кое-что. Хорошо, согласилась Пати. Но говорить буду я, потому что я знаю, что представляет собой этот чертов большевик. И вот они сидели здесь, и Тереса с каждой минутой все больше убеждалась, что они совершили ошибку Она с детства научилась распознавать таких мужчин. Их язык, внешность и привычки могут меняться, но суть всегда одна. Все это ни к чему не приведет, думала она; вернее, приведет к тому же самому. В конце концов – она поняла это слишком поздно, – Пати всего лишь избалованная барышня, невеста такого же избалованного богатого парня, который занимался этими делами не по нужде, а ради каприза. Он сам полез на рожон, как лезут многие, и получил то, что заслужил – опять же, как многие. А Пати прожила всю жизнь в некой призрачной, нереальной действительности, не имеющей ничего общего с настоящей, и срок в тюрьме еще больше ослепил ее. В этом кабинете она не была Лейтенантом О’Фаррелл – она не была никем, а истинная власть и мощь смотрела на них голубыми с желтым ободком глазами. И еще большую ошибку совершала Пати – уже после того, как они по собственной глупости явились сюда, – сейчас, ставя вопрос так, как она его ставила. Освежая память Олега Языкова по прошествии стольких лет.