Черное солнце - Арбенина Ирина

— Так же, как Гецу?

— Да. Но вакцина, очевидно, не уничтожила вирус, а только, может быть, подавила его на время.

— И все эти годы он продолжал существовать в организме Геца и Николаева?

— Возможно.

— А потом что-то случилось?

— Возможно.

«Солнце.., солнце оказалось черным!» — подумала про себя Светлова.

— А Марион Крам вас шантажировала? — вдруг спросила она.

— Да, представьте! Она прислала мне глупое письмо с угрозами и немыслимыми требованиями. Но что из того? Я и не думал относиться к этому всерьез. Мне, знаете ли, это было совсем не страшно.

— Генерал, вы никогда не спрашивали о смерти Марион Крам. Хотите знать, как это случилось?

— Она была больна?

— По заключению экспертов, она была практически идеально здорова — для своего возраста. Все внутренние органы в идеальном порядке. Она погибла от циана.

— Может быть, это самоубийство?

— А потом, отравившись, она расшибла сама себе голову?!

— Ну, не знаю…

— А я знаю… Ее убили. А уже потом, мертвой, ей размозжили голову каким-то тяжелым предметом.

Аня заметила, как генерал побледнел.

— Искали орудие преступления. В том числе и на дне амстердамского канала. Но ничего не нашли.

— Ну, чем же я-то могу помочь?

Было заметно, что Тегишеву с трудом удается сохранять безразличный вид.

— Почему вы не уничтожили письмо Марион Крам?

— Почему? — Генерал усмехнулся. — А почему любят стерв? Именно потому, что они стервы. Милые добрые покладистые женщины — пресны. Скучны.

Такой была Юлина мама. Самый решительный поступок, который она совершила, — это умерла.

А так — ни рыба ни мясо — сплошное собачье заглядывание в глаза, материнская забота и «чего изволите?».

Я, конечно, отыскал бы после того, как мы расстались, Машку — не выдержал. Но она упорхнула куда-то за границу. Вышла замуж. Ну а бегать за ней по миру мне уж было не с руки. Да и вряд ли она уже променяла бы эту их цивилизованную жизнь на мои условия. Пусть даже и генеральские.

Но это я потом затосковал, много позже…

А тогда, в Октябрьском-27, когда мне предложили повышение, я понимал, что если женюсь и увезу ее с собой, то пропал. Эта замечательная хищница разорвет меня в клочья: на тряпочки, колготки, шубки, брильянтики. Это ведь ее жизненное предназначение — поедать мужчин. С этим свойством такие, как она, знаете ли, рождаются. Перенять это, научиться — невозможно. Иногда обычные женщины пытаются им подражать. Начинают стервозничать, требовать и удивляются, когда их посылают — далеко и с легкостью. Не срабатывает.

Таких женщин, как Маша, узнаешь с первого взгляда. И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что к чему. Стоило взглянуть на нее…

Конечно, для мужчин это сладкая погибель. Но я был молод, амбициозен, и мне хотелось еще «пожить»: сделать карьеру, иметь детей — наследников, семью, дом.

Для всего этого замечательная Маша с ее дикими голубыми глазищами не годилась. И я ее бросил.

Тут, знаете, даже есть момент утверждения превосходства: мне хотелось доказать себе — я сильней и могу это сделать. Могу, если захочу, избежать капкана, хоть Маше и казалось, что он уже захлопнулся.

К тому же с помощью моей покойной ныне жены, вернее, с помощью ее отца, я быстро сделал карьеру, многого добился. Как видите, генерал.

Почему я не уничтожил письмо Крамаровой? Да я бы не расстался с ним ни за какие деньги! Почему целуют коготки, которые норовят тебя оцарапать?

Если хотите, мне было даже приятно. Потому что это означало, что, несмотря на прошедшие годы и на эту ее Голландию, она меня не забыла. То есть я тоже не давал ей покоя. Уверен и сейчас, что дело было не в деньгах — дело было в этой ее чертовой досаде: она не могла забыть, что ей не удалось удержать меня.

Для таких женщин, как она, это равно профессиональному поражению. И простить мне, что я ускользнул, она, конечно, не могла. Я уверен, что бы ни происходило потом в ее жизни, она меня всегда помнила. А потому достать меня, помучить, напомнить о себе…

— А Юлсу?

— Что — Юлсу?

— Она не могла догадываться о таком вашем отношении к Марион?

Генерал пожал плечами.

— Я, разумеется, никогда ей ни о чем не говорил.

Но есть чувства, о которых невозможно не догадаться. А она…

Он замолчал.

— Да, а она, — вздохнула Светлова, — очень умная девочка.

— Не могу не согласиться: умная.

— И готовит отлично… Кстати, тот цыпленок, которым Юля меня угощала в ваше отсутствие, был замечательный! — похвалила Светлова. — Я, как говорится, с большим чувством и отменным аппетитом…