Кроваво-красная текила - Риордан Рик

Наверное, у меня на лице появилось удивленное выражение, потому что она захихикала.

Я все еще пытался придумать, какой вопрос ей задать, когда она с радостным воплем покатила назад, к входной двери, как будто рассчитывала, что я стану ее ловить. Около двери девчушка повернулась и, посмотрев на меня, хитро улыбнулась.

— Ты знаешь Лилиан? — спросил я, продолжая стоять в дверях спальни.

Я не очень умею обращаться с детьми. Мне трудно принять их диковинное сходство с человеческими существами. Девочка склонила голову набок и стала похожа на любопытную собачку.

— Ты не тот мужчина, — сказала она.

И укатила, захлопнув за собой входную дверь.

Интересно, что, черт подери, все это значит? Мне следовало догнать ее и расспросить, но перспектива гоняться за компанией предпубертатного возраста, которая носится на роликах в темноте, показалась мне совершенно невыносимой.

Может быть, она имела в виду Дэна Шеффа? Соседи наверняка видели его здесь много раз, или девочка запомнила кого-то другого, кто приходил домой к Лилиан. Обжигающее ощущение в груди продолжало набирать силу.

«Подожди до завтрашнего утра», — сказал я себе.

Может быть, Лилиан решила провести еще одну ночь в Ларедо или прямо сейчас возвращается в Сан-Антонио. Я представил, как она приедет и обнаружит меня в своем доме, куда я явился без приглашения, или соседи расскажут, что я их расспрашивал, когда она приезжает и уезжает. Объяснение, что я волновался, не пройдет с женщиной, которая совсем недавно обвинила меня в том, что я пытаюсь вмешиваться в ее дела.

Я подумал про незапертую дверь, нетронутую почту и газеты и наполовину вымытую посуду в раковине, и понял, что мне это совсем не нравится. С другой стороны, нельзя сказать, что такое поведение совсем уж не типично для Лилиан, и она вполне могла сама оставить свой дом в таком виде.

Я запер за собой входную дверь.

Гроза уже бушевала у меня над головой, но дождь так и не начался, только в небе вспыхивали электрические разряды. Дети Родригесов, наконец, ушли с улицы. Несмотря на то что я чувствовал себя измотанным, о том, чтобы вернуться на Куин-Энн и лечь спать, не могло быть и речи. Я поехал назад, в Олмос-Парк, остановил машину там, где даже не было съезда, и сел на краю крутого склона, держа в руке бутылку «Эррадуры» и свесив ноги над верхушками деревьев.

Почти целый час я наблюдал за грозой, которая двигалась на юг, и пытался не думать о том, где может быть Лилиан, о своем столкновении с Рыжим и его приятелем, чуть раньше вечером, и вырезках, рассказывающих про убийство моего отца. У меня возникло ощущение, будто большой черный паук ползает взад и вперед у меня в голове, пытаясь против моей воли соединить эти три темы тонкими нитями. Как только начинало вырисовываться что-то определенное, я делал глоток текилы, чтобы утопить в ней все мысли.

Не знаю, как я добрался домой. Но, когда я проснулся рано утром в среду, гладильная доска звонила. Я сорвал ее со стены и потянулся за трубкой.

— Hola, vato,[34] — сказал мужчина на другом конце провода и тут же принялся быстро поносить меня на испанском языке.

Я тер глаза до тех пор, пока не смог четко и ясно разглядеть стены. Мне потребовалась секунда, чтобы перевести речь с одного языка на другой, и тогда я узнал голос.

— Мне представляется, это не слишком здоровая позиция, Ральф, — ответил я. — Вы что, ребята, не слышали про СПИД?

Ральф Аргуэлло рассмеялся.

— Я-то слышал, — сказал он. — Ты вернулся в город, да еще говоришь по-испански. И как, черт подери, прикажешь теперь тебя обзывать в разговорах?

Если паук прошлым вечером ползал у меня в голове, за ночь он перебрался в горло и там сдох. Я сидел на полу и пытался сдержать рвотные позывы.

— Ну, и как твои ломбарды, Ральф?

Я знал Ральфа со школы, мы играли в одной команде, и уже тогда он был мошенником эпического размаха. Однажды он украл пикап тренера, перекрасил и продал ему же. По крайней мере, так гласит легенда. Примерно в то время, когда я отправился в колледж, Ральф начал скупать ломбарды в Вест-Сайде, и к моменту получения мной доктора философии, судя по слухам, заработал миллион, причем не только честными ссудами.

— Как ты смотришь на то, чтобы прокатиться в мои края сегодня?

Что-то в его голосе изменилось, и я пожалел, что из-за грохота в голове не могу как следует сосредоточиться на словах.

— Знаешь, Ральф, сейчас столько всего происходит, может, мы с тобой…

— Угу, — перебил он меня. — Я слышал про Лилиан, и мне известно, что ее нет в городе. Я звоню тебе не за тем, чтобы просто поболтать.

Я ждал. Меня нисколько не удивило, что Ральф в курсе событий и ему известно, что я говорю по-испански. Он просто ехал по городу на своей машине, и новости сами к нему слетались, точно мухи на мед. Тем не менее, услышав имя Лилиан, я сразу проснулся.

— Ладно, в чем дело? — спросил я.

— Одна из моих девушек только что показала мне женскую сумочку, которую она нашла несколько вечеров назад на Зарзамора. По ней несколько раз проехала машина. В водительском удостоверении стоит имя: Лилиан Кембридж.

К тому времени, когда я остановил свой автомобиль на улице без обочины перед кафе «Бланко», мое похмелье сменилось более холодным ощущением тошноты. Я боялся, что совсем от него онемею, если не буду продолжать двигаться.

Вывеска в грязном окне кафе сообщала, что оно открыто. Я переступил через двух тощих коричневых псов, храпящих у двери, и вошел внутрь.

Воздух внутри был густо пропитан перцем и застарелым жиром. Несмотря на половину восьмого утра, по меньшей мере двадцать человек у стойки вдоль одной стены крошечного зала с аппетитом поглощали мигас[35] с черным кофе. Необъятные официантки с волосами цвета чоризо[36] орали друг на друга по-испански и выносили из кухни тарелки размером с крышку колеса, по четыре штуки за раз. Это было единственное в городе место, где подавали огромные тарелки еды меньше чем за три доллара.

Несколько парней, сидевших у стойки, посмотрели на меня сонными карими глазами, слегка недовольные тем, что я гринго, но почти сразу снова занялись своим мигасом.

Только один человек сидел не за стойкой, а в дальнем углу, за столом с покрытием из желтого пластика, который стоял под громадной картиной на черном бархате, изображавшей воина майя. Ральф Аргуэлло пил «Биг Ред» и ухмылялся.

— Привет, vato, — сказал он и махнул рукой, чтобы я отошел в заднюю часть зала.

Если бы Джон Леннон родился латиноамериканцем, а потом съел бессчетное количество промасленных гордитас,[37] он бы выглядел как Ральф. Длинные, спутанные волосы мой приятель расчесывал на пробор посередине и завязывал в конский хвост, глаза прятались за толстыми круглыми стеклами очков. На гладком, как у младенца, лице Ральфа, когда он улыбался, появлялось нечто демоническое, заставлявшее мужчин нервничать.

Ральф одевался в гораздо более дорогую одежду, чем когда-либо Леннон, хотя сегодня был в белоснежной хлопчатобумажной гуаябере, которая почти скрывала живот, и золотой цепочке такой толщины, что она вполне сгодилась бы, чтобы пристегнуть велосипед.

Ральф протянул мне мясистую руку, и я ее пожал.

Продолжая ухмыляться, он откинулся на спинку стула. Его глаза выглядывали на несколько дюймов над очками. Может быть, он смотрел на меня, а может, на стопку деловых бумаг, лежавших перед ним на столе, я не смог этого понять.

— Помнишь Джерси и тех уродов, которые обозлились на меня из-за того, что я порезал им шины?

Я думал про Лилиан и ее пустую спальню, залитую бледным светом кровавого оттенка. Мне захотелось наорать на Ральфа, потребовать, чтобы тот не тянул и рассказал, что ему известно, но он так не работал. Во время разговора он ходил по кругу, и собеседнику приходилось тащиться за ним.

Я сел.

— Помню, — сказал я. — Они наскочили на нас перед «Мистером М», когда мы вышли из школы.

— На нас?

Он рассмеялся, коротко и звонко, так обычно чихают коты.

— Ты мог уйти, — сказал он. — Я так и не понял, почему тощий белый мальчишка оказался настолько идиотом, что остался защищать мою задницу против четверых громил.

— Я знал, что когда-нибудь ты станешь богатым и знаменитым, — предложил я ему ответ.

— Точно.

— К тому же их было только трое.

Ральф пожал плечами:

— Я так и сказал, разве нет?

Он крикнул официантке, чтобы она принесла еще две бутылки лимонада «Биг Ред», потом наклонился вперед, поставил локти на стол и перестал улыбаться. До меня долетел отчетливый тяжелый запах лавровишневой воды, пропитавший его одежду.

— Так вот, вчера вечером я разговаривал с одной девчонкой, которая мне кое-что должна… задолжала с оплатой квартиры, ну, ты понимаешь.

Я кивнул. Ральф замолчал, когда официантка звякнула двумя запотевшими бутылками с содовой, которые поставила перед нами.