Глоток перед битвой - Лихэйн Деннис

Энджи подошла к нам, и мы пристально смотрели на него.

Сосия с шумом выдохнул дым, улыбнулся и передал трубку Юджину.

— А-а-а! Вот вы куда смотрите! Задроченные воспитателями белые детишки испугались черного демона? — Он хохотнул.

— Не льсти себе, Сосия, — сказала Энджи. — Ты не демон. Ты гадюка. Ты даже не черный.

— Детка моя, тогда кто же я такой?

— Обман зрения, — сказала она и стряхнула пепел ему на грудь.

Он пожал плечами и смахнул пепел с пиджака.

Юджин сосал трубку, как древний воин, прячущийся в воде и дышащий через тростинку. Накурившись, он вернул ее Сосии и откинул голову.

Сосия хлопнул меня по плечу:

— Ладно, кончаем базар. Давай сюда то, за чем я пришел. Спасем свои жизни от этой бешеной собаки.

— Бешеной собаки? Сосия, да ты сам сделал его таким! Ты раздел его догола, содрал с него все. К десяти годам у него, кроме ненависти, ничего уже не оставалось.

Юджин, все так же топтался на месте, поглядывая на Сосию.

Сосия запыхтел трубочкой, затянулся и медленно выпустил дым.

— Да что ты понимаешь в жизни, милый белый мальчик? Что ты вообще понимаешь? А? Семь лет назад эта сука отобрала у меня сына и принялась рассказывать ему про Иисуса Христа и вдалбливать, что если будешь вести себя как белый, то и заживешь как белый. Да он с рождения был обречен! Кто он? Маленький негр — шпана из гетто. Она расстаралась на славу — судья запретил мне встречаться с сыном. Мне, его родному отцу! Меня не подпускали к моему мальчику, чтобы никто не мешал ей забивать ему голову всякой мурой типа Американской Мечты. А для негра Американская Мечта — это койка у окна в тюремной камере. В этом мире черный, если он не поет и не танцует, не гоняет мяч вам на потеху, — ничто. — Он опять затянулся. — Лишь когда вы сидите в концертном зале или на стадионе, вы смотрите на негра без отвращения. А Дженна, сука, вдалбливала моему сыну всю эту ахинею в духе дяди Тома, все нашептывала, что надо молиться, не грешить и Бог тебе воздаст по заслугам. Хрена с два он тебе воздаст. В этом мире человек делает то, на что способен, и не хрена выдрючиваться. Что бы ни пели попы, там наверху нет никаких бухгалтеров и балансов не подбивают. — Он выколотил трубку о бедро, вытряхнул пепел и обгоревшие комочки табака. От прилива крови лицо его совсем потемнело. — Ладно, Кензи. Давай сюда, что принес, и Роланд оставит тебя в покое. Да и меня тоже.

В этом я очень сомневался. На время Сосия и на самом деле оставит меня в покое. Но как только оправится от потерь, вновь почувствует себя в безопасности — если, конечно, ему крупно повезет, — он вспомнит обо всех тех, кто может настучать на него, и обо всех тех, кто видел, как он унижался, спасая свою шкуру. И ему не захочется терять лицо. И всем нам будут кранты.

Я смотрел на него и прикидывал, есть ли у меня выбор или придется соглашаться на его условия. Он оглянулся. Юджин сделал шаг назад — маленький такой шажок — и принялся правой рукой чесать себе спину.

— Ну, давай, валяй, — сказал Сосия. — Гони карточки.

Выходило так, что выбора не оставалось. Если я этого не сделаю, Роланд однозначно доберется до меня. Я полез в карман и вытащил конверт.

Сосия слегка нагнулся. Правой рукой Юджин продолжал чесать спину, а левой ногой стал постукивать по бетону. Я передал конверт Сосии.

Левая нога Юджина теперь отбивала совсем уж бешеный ритм.

Сосия открыл конверт и вышел на свет фонарей, чтобы получше рассмотреть творение рук своих.

— Копии, — констатировал он.

— Вот и хорошо, что копии. Оригиналы пусть побудут у меня.

Он посмотрел на меня и, поняв, что торговаться бессмысленно, пожал плечами. Он рассматривал их одну за другой, внимательно, не спеша, как старые фотографии из семейного альбома. Пару раз он хихикнул.

— Сосия, у меня кое-чего нет, — сказал я.

Он чуть заметно улыбнулся:

— У тебя много чего нет, мой белый друг.

— Я имею в виду — в данный момент нет.

— Чего у тебя нет?

— Оригиналы ты делал с видеокассеты?

Он покачал головой:

— Восьмимиллиметровая пленка. Снимал любительской кинокамерой.

— Значит, у тебя есть оригинал? Так какого же черта вокруг так много трупов?

Он улыбнулся:

— А вот оригинала-то у меня больше нет. — Он сокрушенно развел руками. — Первую атаку ребята Роланда повели на мой дом, тот, что на Уоррене. Кинули в окно зажигательную гранату. По их расчетам, я должен был находиться там. А меня там не было.

— А пленка была?

Он кивнул головой, продолжая разглядывать ксерокопии фотографий.

Юджин высунулся из-за спины Сосии, вытянул шею и, глядя через плечо командира, попытался разглядеть, что же там заснято. Его правая рука так и замерла где-то в районе лопаток, зато в движение пришла левая, — по-видимому, зуд перекинулся на бедро, и он яростно скреб его ногтями. По коже бегали мурашки, и даже «взрослый» прикид не мог этого скрыть. Из уст его исходило утробное гудение — равномерный гул, которого сам он, скорее всего, и не слышал. Он на что-то решился, а на что — непонятно. Действия его становились непредсказуемыми. В любой момент события могли принять неожиданный оборот.

Я сделал шаг вперед. В горле пересохло, и я судорожно напрягал связки, ловя воздух.

— Ну, как тебе все это нравится? Мальчик запросто мог бы стать кинозвездой. Что скажешь, Юджин? — сказал Сосия.

И тут Юджин сделал свой ход. Он выпрыгнул из-за плеча Сосии и чуть не упал. Теперь стало ясно, почему он все время почесывался — за спиной он прятал еще один ствол. Юджин резко вскинул пистолет, но Сосия, выставив локоть, отбил выпад и стал поворачиваться лицом к мальчишке. Одним броском я преодолел разделяющее нас расстояние и, прежде чем Сосия успел развернуться, оказался между ними. Я крепко схватил Юджина за руку, оказавшись к нему спиной. Сосия подвернул ногу и упал на землю. В неподвижном влажном воздухе прогремели два выстрела. Я, не оборачиваясь, ударил Юджина локтем в лицо и услышал, как что-то хрустнуло.

Сосия рывком оторвался от мостовой и нырнул в кучу соли. Конверт раскрылся, и фотографии разлетелись по ветру. Юджин бросил пистолет. Я выпустил его скользкую, потную руку, и он тут же рухнул как подкошенный, со стуком ударившись головой о бетонное покрытие.

Я подобрал его пистолет и посмотрел на Энджи. Она стояла в позиции стрелка по неподвижной мишени и твердой рукой переводила пистолет с Юджина на Сосию и обратно. Оба они были у нее на мушке.

Юджин сел на землю, обхватил руками колени. Из разбитого носа густой струей текла кровь.

Сосия лежал в тени виадука, распластавшись на соляной куче. Я держал его под прицелом, но он был неподвижен.

К нему подошла Энджи, посмотрела и потянула за руку. Он перевернулся на спину. Он смотрел на нас и громко хохотал — отрывистым, каким-то утробным смехом. Было видно, что он старается прекратить истерику, но ничего у него не выходило. Он попытался сесть, опершись спиной на кучу, но сделал это неловко — куча пришла в движение, и соль посыпалась ему за шиворот. Это еще больше развеселило его, и он захохотал совсем уж громовым смехом. Он съехал с кучи, как пьяный с ледяной горки, похлопывая вокруг себя руками и бешено смеясь. Хохот гулко отдавался в железной утробе моста, заглушая грохот мчавшихся наверху машин.

Наконец он сел, держась руками за живот.

— Такие вот дела, мой милый мальчик. Неужели в этом мире не осталось не единого человека, которому можно верить? — Он хихикнул и посмотрел на мальчонку. — Эй, Юджин! Сколько заплатил тебе Роланд за предательство?

Но Юджин, казалось, не слышал его. Он весь посерел и с трудом сдерживал рвоту. Он глубоко дышал и держался рукой за сердце. На перебитый нос он не обращал внимания, его в данный момент мучило совсем другое. Глаза его вылезали из орбит — в них не умещалась громадность того, что он пытался было сделать, и того, к чему эти попытки привели. В них застыл неимоверный ужас, и было видно, что мозг его готов взорваться, не в силах осознать, в каком безвыходном тупике он оказался, а в душе царит полное смятение, и не может он найти мужества, чтобы смириться с неизбежным.

Сосия встал и привел в порядок свой костюм. Он помотал головой, стряхивая с волос крупинки соли, затем нагнулся и стал собирать разлетевшиеся фотографии.

— Теперь ты числишься за мной, и никуда тебе не деться. Нет на свете необъятных просторов и бездонных нор. Куда бы ты ни забрался, дитя мое, везде будешь отсвечивать своей задницей. Роланд там или не Роланд, но в живых тебе не бывать.

Юджин посмотрел на свои разбитые очки, валявшиеся у него под ногами, и упал на колени.

Сосия сказал:

— Можешь мне хоть ботинки лизать. Тебя уже ничто не спасет.

Меня бросило в жар. Я чувствовал, как горит шея, пылают уши, краснеет лицо, как бешено стучит пульс, как прямо под кожей бурлит горячая кровь. Над нами раздался страшный грохот, — должно быть, по мосту проследовала колонна грузовиков.