Поцелуй дочери канонира - Ренделл Рут

Впереди завыла новая сирена.

— Дом, что ли, горит? — сказала Дора. — Не в Майфлите, а тут, с нашей стороны.

— Скоро увидим, — ответил Вексфорд.

Он уже догадался обо всем. Во всей округе был только один дом под соломенной крышей. Зарево подымалось. Тусклый рдяный отсвет на тучах разгорался все сильнее, и скоро небо засветилось, как раскаленные угли, как белое пламя между углей. И вот послышался голос пожара: мерный рев пламени, треск и посвистывание.

Место уже оцепили. За барьером стояли две спецмашины, и пожарные поливали огонь из шлангов какой-то жидкостью, вероятнее всего — не водой. Гул пожара напоминал шум штормовых волн, накатывающих на каменистый пляж, или растущий рокот отлива. Крики пожарных тонули в оглушительном реве упорно разрастающегося пламени.

Выскочив из машины, Вексфорд поспешил к оцеплению. Пожарный офицер стал было показывать, чтобы они разворачивались и возвращались на майфлитскую дорогу, но в следующий момент узнал инспектора. Тот покачал головой. Он не собирался перекрикивать стихию. Их обдало жаром. Дыхание огня прогоняло прохладу и сырость — будто у гигантского очага в обиталище великанов.

Вексфорд смотрел в огонь. Он стоял так близко, что рисковал обжечь лицо. Несмотря на недавний дождь — слишком скудный, — соломенная крыша полыхала, как порох. Там, где она была еще недавно и пока оставались какие-то ее ошметки, чернели в бушующем пламени обугленные стропила. Дом горел, как факел, только, не в пример факелу, огонь был живым — жадным и неистовым зверем, охваченным страстью к уничтожению. Рои искр по спирали уносились в небо, танцуя и разлетаясь. Внезапно крупный ком горящей соломы взлетел с крыши и полыхающей ракетой понесся в их сторону. Вексфорд увернулся и отскочил. Когда огненный ком упал у их ног на землю, инспектор спросил пожарного:

— Там кто-нибудь был?

Появление «скорой помощи» было ему ответом. Вексфорд смотрел, как Дора сдает задним ходом, чтобы его пропустить. Пожарные сдвинули барьер, и «скорая» подкатила к дому.

— Бесполезно было что-то предпринимать, — сказал офицер.

Подъехала еще одна машина — «эм-джи» Николаса Вирсона. По тому, как она замедлила ход и остановилась, можно было подумать, что в ней нет водителя, который выжал бы тормоз, отключил скорость, заглушил мотор: машина двигалась рывками, стала, дернулась на месте. Вирсон вышел и остановился, глядя на пожар. Он спрятал лицо в ладонях. Вексфорд подошел к Доре.

— Если хочешь, поезжай. Меня потом кто-нибудь подвезет.

— Рег, что случилось?

— Не знаю. Не могу себе представить, чтобы это произошло случайно.

— Я тебя подожду.

Санитары пронесли кого-то на носилках. Вексфорд ожидал увидеть женщину, но то был мужчина — пожарный, который предпринял безнадежную попытку войти в дом. Потрясенный Николас Вирсон обернулся к инспектору. По его лицу текли слезы.

XXV

Тэтчед-Хаус начинали строить в давние времена — стены его опирались на прочный деревянный каркас. В огне уцелели две главных опоры. Крепчайшие дубовые столбы возвышались над пожарищем, будто два сгоревших дерева. Дом был без фундамента, и эти опоры, подобно живым деревьям, коренились глубоко в земле.

Черное пепелище выглядело скорее как лесная гарь, чем как останки сгоревшего дома. Оглядывая из машины картину разорения, Вексфорд вспомнил, каким милым показался ему дом Вирсонов, когда он впервые приехал сюда. Домик-игрушка с садом и розовыми кустами у крыльца — картинка из рекламного буклета. Тот, кто уничтожил его, находил удовольствие в осквернении красоты, упивался разрушением — теперь Вексфорд уже не сомневался, что Тэтчед-Хаус подожгли намеренно. Главной целью поджигателя было скорее всего убийство, но радость губить и топтать тоже двигала им: сожжение дома было для него как золотая обертка на конфете, как глазурь на торте.

Двадцать канистр с бензином и с десяток жестянок с дизельным топливом хранились у Вирсонов в пристроенном гараже. Они были расставлены вдоль гаража по стенам, большинство — у той, которая отделяла гараж от дома. Дом и гараж покрывала общая соломенная крыша. Николас Вирсон объяснил, что запас топлива устроила его мать, обеспокоенная кризисом на Ближнем Востоке. Какой именно кризис это был, Николас не помнил, но канистры стояли в гараже уже много лет — «на черный день». В последние дни моросили мелкие дожди, но до того долго стояла великая сушь, и огонь уничтожил в гараже все без остатка — эксперты не нашли там почти никаких улик.