Не мешайте палачу - Маринина Александра Борисовна

– Еду, Лешик, уже одеваюсь. Попроси Саню встретить меня у метро, ладно?

Она быстро сложила бумаги в сейф и стала одеваться. В самом деле, неудобно как получилось! В кои веки пригласили брата с женой в гости, а она опаздывает. Конечно, никто на нее обижаться не будет, но все-таки…

Выйдя из метро на станции «Щелковская», она сразу увидела машину брата.

– Привет, Санечка, – сказала она, усаживаясь рядом с ним. – Прости меня, глупую.

– Да ладно, – засмеялся Александр Каменский. – Чего еще от тебя ждать!

Он поцеловал сестру, потом отстранился и посмотрел на нее более внимательно.

– Ты какая-то… – он запнулся, подыскивая подходящее слово.

– Что? Тебе что-то не нравится?

– Да нет… Какая-то ты перевернутая. Не знаю даже, как сказать. На себя не похожа. Неприятности?

– Вроде нет, – она пожала плечами.

– И настроение нормальное?

– Даже хорошее.

– Не врешь?

– Не вру. Да что ты, Саня, ей-Богу! У меня все в порядке.

– Нет, все-таки что-то не так, – сказал он, заводя двигатель. – Я чувствую.

Они проехали уже половину пути от метро до ее дома, когда Настя вдруг произнесла:

– Ты прав, Саня. Со мной что-то не то.

– Заболела? – встревоженно спросил брат.

– Нет, тут другое. Я недавно в командировку ездила…

– Да, помню. Лешка говорил. И что в командировке?

– Познакомилась с очень странным человеком. И это меня почему-то все время беспокоит.

– Батюшки! – ахнул Александр. – Да ты никак влюбилась?!

Настя не выдержала и расхохоталась, настолько чудовищным показалось ей такое предположение.

– Чего ты хохочешь? Не смей меня пугать.

– Да не бойся ты, не влюбилась. Даже в мыслях не было.

– А что было в твоих мыслях?

– Вот этого я и не могу понять. Именно поэтому и беспокоюсь. Знаешь, неприятное такое чувство, что я что-то видела, что-то очень важное, но не придала значения. И меня это мучает.

– Сыщицкие тревоги? Это можно, – великодушно разрешил Каменский. – Лишь бы Лешка не пострадал.

– Конечно, – поддела его Настя, – тебе его страдания важнее моих.

– Мужская солидарность, – улыбнулся брат. – Все, приехали. Пойдем быстрее, очень есть хочется. Когда я приехал, твой муж сооружал что-то невероятно вкусное. На кухню посмотреть меня не пустили, но запах стоял просто душераздирающий.

Запах действительно был соблазнительным и чувствовался даже на лестничной площадке. Даша вылетела им навстречу и повисла у Насти на шее.

– Настюшечка, я так соскучилась!

«Неужели правда? – подумала Настя, обнимая ее. – Ведь мы виделись две недели назад. Маленькому Санечке исполнилось восемь месяцев, и я заезжала их поздравить». Но в Дашиной искренности она не сомневалась. Молодая женщина просто органически не способна была кривить душой. Именно поэтому Настя так любила ее.

– С кем ты оставила моего единственного племянника? – спросила она, стаскивая куртку и пристраивая ее на вешалку.

– С бабушкой.

– С которой?

Даша кивком указала на мужа.

– Со свекровью.

– А что, наш общий папенька в деле воспитания внука не участвует?

– Ну что ты, Настя, – укоризненно сказала Даша. – Павел Иванович очень заботливый дед, он нам все время помогает. Ты обижаешься, что он твоей маме не помогал тебя растить?

– Ну, положим, он и моей маме не очень-то помогал меня растить, – заметил Александр. – Все время был в командировках. Но не зря же говорят, что первый ребенок – это последняя кукла, а первый внук – первый ребенок. Наверное, так и есть. Вот увидишь, Аська, что будет, когда ты кого-нибудь родишь. Дед рядом с твоим ребенком дневать и ночевать станет.

– Вряд ли, – миролюбиво улыбнулась Настя, чувствуя, что разговор заходит явно не туда. – Если я кого-нибудь рожу, то для Павла Ивановича это будет уже второй внук. Совсем другое дело.

– Ну и что, – послышался из кухни сердитый голос Алексея, – вы так и будете, стоя в прихожей, копаться в семейных драмах рода Каменских? Мы за стол сядем когда-нибудь или нет?

Готовил Алексей превосходно, напитки к столу были поданы хорошие, и уже минут через двадцать все расслабились и развеселились. Однако Настя заметила, что сидящая рядом Даша ест очень аккуратно, словно каждый раз прикидывая, можно ей положить это на тарелку или нельзя. А к спиртному вообще не притронулась, хотя и поднимала свой бокал вместе со всеми.

– Дарья! – строго сказала Настя. – Ты что это удумала? На диету села?

– Нет, – смущенно пробормотала Даша, почему-то отводя глаза в сторону.

– Тогда почему так плохо ешь? Я тебе тысячу раз говорила, чтобы ты не смела худеть, пока кормишь грудью.

– Я не кормлю, – еще тише сказала Даша. – Два месяца уже.

– Что?! Ты хочешь сказать…

Та кивнула и залилась румянцем.

– Ты с ума сошла! – прошептала Настя яростно. – Санечке еще только восемь месяцев. Ты же не справишься с двумя. О чем ты только думаешь, хотела бы я знать.

– Справлюсь, – радостно улыбнулась Даша. – Ты не сомневайся. Я еще и твоего выращу, если родишь. Ты же с работы ни за что не уйдешь, а я все равно дома сижу. Не ругайся, пожалуйста. Мне очень хочется маленькую Настеньку.

– Ты же на этом не остановишься. Потом тебе захочется маленького Алешеньку, это ты мне уже обещала. А потом еще кого-нибудь. Санька-то знает?

– А как же! Он первый узнал.

– То есть? – не поняла Настя. – Как это – первый? Раньше тебя, что ли?

– Раньше. Ты представляешь? Проснулся как-то утром, посмотрел на меня и говорит: «Даня, кажется, у нас будет маленькая Настенька». Я ему сначала не поверила, думала – шутит. А через несколько дней поняла, что он не ошибся. Правда, здорово?

– Здорово, – согласилась Настя. – Ты молодец, Дашуня. Я тебя поздравляю и Саню тоже.

Они тихонько продолжали говорить о своем, пользуясь тем, что мужья громко и увлеченно обсуждали шансы различных кандидатов на победу в президентских выборах. В присутствии Даши на Настю обычно находило умиротворение, состояние тихого светлого покоя. Но сегодня этого не произошло. Тревога, зародившаяся во время поездки с Павлом Сауляком, продолжала точить ее, и Настя ничего не могла с этим поделать.

Всю жизнь ее преследовали три сна. Первый – когда ей снилось, что она умирает – приходил, если во сне что-то не ладилось с сердцем или сосудами. Второй сон был о том, что она оказывается на узкой и скользкой вершине утеса и понимает, что сейчас разобьется, потому что спуститься с него невозможно. Потом приходит спасительная мысль о том, что каким-то образом она ведь сюда забралась, значит, этим же путем можно и спуститься. Вариантом этого неприятного сна было обнаружение себя на улице совершенно голой. И снова спасала мысль о том, что раз она сумела дойти сюда без одежды и ничего не случилось, то, может быть, удастся и вернуться без приключений. Но ужас, охватывавший ее во сне, был при обоих вариантах одинаково сильным, и таким же сильным было облегчение, когда приходило понимание того, что выход из ситуации все-таки есть.

Третий сон был не страшным, но тягостным. Ей снилось, что она заканчивает школу и ей предстоят выпускные экзамены, часть которых она ни за что не сдаст, потому что не учила предмет. Самое смешное, что ей, закончившей вместе с Алексеем физико-математическую школу, снилось, что она не сможет сдать именно физику и математику. Почему-то получалось, что начиная с шестого (в каждом сне – обязательно с шестого) класса она вообще не занималась, даже учебник не открывала, и не знает по этим предметам абсолютно ничего. Ни единого слова. Ни буквы. И как сдать эти экзамены – она просто не представляет. Во сне ее начинали грызть идеи самообвинения: вот, допрыгалась, доленилась, надо было с самого начала учить, а ты дурака валяла столько лет, теперь придется за это расплачиваться. Она мучительно ищет выход (то ли начать заниматься с репетитором, то ли попробовать получить освобождение от экзаменов по состоянию здоровья, то ли еще что), не находит его и горько сожалеет о том, что вела себя неправильно. Горечь эта бывала такой острой и непереносимой, что Настя делала над собой усилие и просыпалась.

Этот третий сон опять приснился сегодня. Она проснулась, тихонько вылезла из-под одеяла и на цыпочках прокралась на кухню, стараясь не разбудить Алексея. Было начало пятого, суббота. Ей бы спать и спать! Но сна не было.

На кухне было холодно, пришлось зажечь газ на плите, чтобы не замерзнуть. Настя сделала себе кофе, понимая, что возвращаться в постель бессмысленно: все равно она не сможет уснуть, только Лешку разбудит, если начнет ворочаться с боку на бок. Отчего-то вдруг захотелось есть. Она полезла в холодильник, вытащила тарелку с холодными телячьими отбивными – фирменным блюдом мужа, отрезала толстый ломоть хлеба и принялась задумчиво жевать, запивая бутерброд горячим кофе. И почему Сауляк из головы у нее не идет? Что в нем такого? А если точнее спросить: что с ним не так?