Закон трех отрицаний - Маринина Александра Борисовна

– Может, она жила где-нибудь рядом? – предположил Алексей. – Так иногда бывает. Вуз выбирают поближе к дому, лишь бы он давал выбранную специальность.

– Да нет, я уже подумала об этом. В Физтех ей, конечно, добираться пришлось бы еще дольше, он же в Долгопрудном находится, но и до МИФИ от ее дома расстояние было порядочное.

– Слушай, а она что, убогая уродина?

– С чего ты взял? – изумилась Настя.

– В МИФИ и Физтехе всегда было очень мало девочек и очень много мальчиков. То есть шанс найти мужа куда выше, чем в любом другом вузе.

– Нет, Леш, она красавица, каких поискать. Твоя версия не проходит.

– Жаль, – засмеялся он, – а то я мог бы гордиться тем, что внес вклад в раскрытие жуткого убийства. Ты меня спрашиваешь все про ту же Волкову А.С.?

– Про нее, – кивнула она. – Никак мы с ней не разберемся.

– А что с ней не так? Она оказалась жестоким душегубом и маньячкой?

– Ну прямо-таки! Просто у нас есть версия, что кто-то целенаправленно создает проблемы людям, связанным с одной и той же семьей, и ищем какую-нибудь глубоко запрятанную семейную тайну. А знаешь, как ищут старые семейные тайны?

– Не знаю. Расскажи.

– Изучают подробно жизненные пути всех членов семьи и ищут какой-нибудь необъяснимый, нелогичный шаг. В жизни Волковой А.С. все было логично и объяснимо, кроме выбора института. Вот я и вцепилась в этот факт.

– А не проще у нее самой спросить? – вполне резонно заметил Алексей.

– Проще, – согласилась Настя. – Только она ответит, что любила физику, ей нравилось ею заниматься, и разве она могла предполагать, что станет слабым ученым. Вот и весь ответ.

– Откуда ты знаешь, что она именно так ответит?

– Ее муж неоднократно задавал ей этот вопрос. И получал именно этот ответ.

– А вдруг на самом деле она до потери сознания любила мальчика, который поступал именно в МИФИ, и пошла следом за ним, чтобы не разлучаться? Истории подобные факты известны.

– Это вряд ли.

– Почему?

– Не укладывается в схему характера. И потом, если бы это было так, то ее мать об этом знала бы. А мать ничего такого не рассказывала.

Она помолчала немного, глядя в окно на унылые мокрые осенние улицы. Бывший муж Волковой считает, что Анита всегда жила вынужденной жизнью. Что могло вынудить ее поступать в инженерно-физический институт? О! Гениально! Ее еще в школьном возрасте завербовала западная разведка и послала в вуз, выпускники которого все сплошь работают на засекреченных объектах, чтобы Анита добывала информацию, составляющую государственную тайну. Фу, глупость какая. Придет же в голову…

– Ася, меня память подводит или ты мне называла полное имя Волковой? Мне еще показалось, что имя какое-то нерусское, – голос мужа вернул ее на землю.

– Анита Станиславовна, – машинально ответила Настя.

– Анита… Что за имя? Откуда оно?

– У нее крестная – испанка. Мать Аниты была беременна как раз во время фестиваля молодежи и студентов, она подружилась с девушкой из Испании, и та предложила стать крестной матерью ребенка. В те годы еще не умели определять пол ребенка до рождения, поэтому мать Аниты и та испанка придумали два имени, для мальчика и для девочки.

– Ага, понятно. И как ей потом жилось с таким именем? В те времена имена были стандартными, необычные как-то не приветствовались.

– Да отлично ей жилось. Она, судя по всему, всегда помнила, что у нее крестная из Испании, поэтому изучала страну, язык, культуру. Даже научилась фламенко танцевать. И на гитаре играла прекрасно, музыкальную школу закончила. Леш, какая связь, я не понимаю. При чем тут ее имя?

– Имя ни при чем. А вот Испания очень даже при чем.

– Ты что, про шпионов подумал? – с подозрением спросила Настя. – Выбрось из головы.

– Ну какие шпионы, Асенька, – расхохотался Чистяков. – Я о другом. Ты много встречала девочек, знающих испанский язык? Не взрослых специалистов-лингвистов или переводчиков, а именно школьниц.

– Себя, – гордо заявила она. – И еще пятерых, которые вместе со мной занимались. Вообще-то в Москве была испанская спецшкола, но, по-моему, одна на весь город. То есть таких девочек было от силы человек триста, а то и меньше.

– И многие ли среди них учились играть на гитаре?

Настя с восторгом посмотрела на мужа.

– Лешка, ну до чего ж ты умен. Она ведь не только на гитаре играла, но еще и на саксофоне, это огромная редкость среди женщин. А тех, кто танцевал фламенко, вообще не было. Кроме Аниты Риттер. Она была уникальна. Она всегда хотела быть не такой, как все. Поэтому она выбрала институт, в котором мало девочек. С ее-то внешностью, да еще с двумя языками, да с гитарой и саксофоном, да с фламенко, да среди мальчиков-физиков, да в закрытом институте, где сплошные секреты и государственные тайны. Отсюда и две диссертации, побыстрее, пока тридцать не исполнилось, чтобы не как у всех. Чтобы быть звездой. Причем такой, которую невозможно ни повторить, ни скопировать. Танцами, испанским языком и гитарой она создала из себя «испанку», а саксофоном и физикой резко выделила себя из женской среды. При этом не приблизилась и к мужской, потому что была очень красива и к ней всегда проявляли интерес мужчины. То есть она не сделалась мужеподобной, она всегда оставалась настоящей женщиной, абсолютно не похожей ни на одну другую женщину.

– Значит, я все-таки могу собой гордиться, – сделал вывод Алексей. – Наш разговор принес тебе ощутимую пользу. И что дальше? Можно считать, что ты поймала убийцу?

– Если бы, – Настя помрачнела. – Ни в одном глазу.

Думать об Аните Волковой ей стало неинтересно. Если построение правильно, то ни к одному из трех преступлений это отношения не имеет. Ну, стал более понятен характер Аниты Станиславовны, не более того. Никаких семейных тайн из выбора института не выплыло.

Возле дома, где жил Ольшанский, стояла машина Коли Селуянова, а вот ржавой «копейки» Короткова не видно. Уже двадцать минут восьмого, и Настя переживала, что опаздывает, но быстро успокоилась, поняв, что прибыла к следователю не последней. Чистяков поехал в автосервис и пообещал вернуться за ней часов в десять.

Жена следователя Ольшанского всегда очень серьезно относилась к импровизированным совещаниям, которые ее муж периодически устраивал у себя дома. Она пекла огромное количество блинов, пирогов и плюшек, расставляла все это на большом столе вместе с вазочками с медом и вареньем, отправляла дочерей на свидания, к подружкам или в кино, а сама уходила в гости к соседке, появляясь дома примерно раз в полчаса, чтобы подогреть чайник и заварить свежий чай. Она очень любила своего мужа, заботилась о его здоровье и говорила:

– Если я не создам тебе все условия для посиделок в домашних условиях, ты будешь устраивать их по воскресеньям в служебном кабинете. Я хорошо знаю, чем это кончается.

В переводе на общепонятный язык сия сентенция означала, что в воскресенье при неработающем буфете, не говоря уж о столовой, муж будет целый день сидеть голодным или питаться всухомятку, а это вредно для органов пищеварения, будет забывать проветрить прокуренное сыщиками помещение, а это опасно для органов дыхания, и от всего этого будет плохо себя чувствовать и потому нервничать и сердиться, а уж это-то вредно вообще всегда и для всего.

Жена следователя Ольшанского была врачом-невропатологом. И этим все сказано.

Настя с тоской оглядывала обильный стол, постоянно ощущая врезающийся в талию ремень, поддерживающий незастегнутые джинсы. Она специально затянула его потуже, потому что знала, какие соблазны ее ждут в доме Ольшанского, и вовсе не была уверена, что сможет им противостоять. Особенно сильные эмоции вызывали у нее блины, солнечно-золотистой горкой сиявшие прямо перед ее носом. Господи, где взять силу воли!

– Ты чего не ешь? – шепотом спросил сидящий рядом с ней Селуянов. – Плохо себя чувствуешь?

– Я так растолстела, что на мне джинсы не застегиваются, – таким же шепотом грустно сообщила она.

– Да ладно! – не поверил Коля. – По-моему, ты как была худая, так и осталась.

– Джинсы думают иначе. Я в них влезть не могу. А есть хочется просто ужасно.

– Брось ты, от двух блинков ничего не будет. Давай я тебе положу.

– Нет! – закричала Настя с таким ужасом, словно ей предлагали гадюку, фаршированную жабами в соусе из тараканов.

Присутствующие немедленно впились в нее глазами.

– Ты чего, Пална? Тебе Селуянов предлагает что-то неприличное? Он хочет на тебе жениться? – Зарубин, как всегда, отреагировал первым.

– И правда, Каменская, чего кричишь-то? – подхватил хозяин дома. – И тарелка у тебя пустая. Что-то не так?

Настя решила не ломаться и сказать все как есть. Ей не поверили, и пришлось приподнять длинный свитер и показать свой позор.