Ключ к Ребекке - Фоллетт Кен

Через пару минут на трапе послышались шаги, и в люк постучали. Это пришел шофер такси. Соня выпила свой бокал и вышла. Они с Вольфом не здоровались и не прощались.

Вольф подошел к серванту, где хранил передатчик, вытащил английский роман и листок с ключом к шифру. Стал изучать ключ. Сегодня было 28 мая. Надо было прибавить 42 (год) к 28 и получить номер страницы в романе, которую следовало использовать при зашифровке донесения. Май – это пятый месяц, и, значит, каждую пятую букву на странице надо пропускать.

Вольф решил послать следующее донесение:

«Прибыл на место. Приступаю к работе. Подтвердите прием».

Начиная с верха семидесятой страницы книги, он просматривал строчки, разыскивая букву «п». Если не считать каждую пятую букву, буква «п» – десятая. В его шифре она будет представлена десятой буквой алфавита «и». Затем ему нужна буква «р». В книге буква «р» – третья, начиная отсчет с буквы «п». Таким образом, буква «р» в слове «прибыл» будет представлена третьей буквой алфавита – «в». Для редких букв – особые правила.

Такой вид шифра был разновидностью разового шифровального блокнота, единственно надежного как в теории, так и на практике. Чтобы расшифровать донесение, надо иметь и книгу, и ключ.

Зашифровав донесение, Вольф взглянул на часы. Передача была назначена на полночь. До начала сеанса связи – больше двух часов. Он налил себе еще один бокал шампанского и решил доесть икру. Нашел ложку и взял банку. Она была пуста…

Взлетно-посадочной дорожкой служила полоса пустыни, наспех очищенная от верблюжьих колючек и больших камней. Роммель смотрел вниз на приближающуюся землю. «Сторх», легкий самолет, которым пользовались для коротких облетов районов боевых действий, шел на посадку. Он был похож на муху своими длинными тонкими ножками передних шасси. Самолет приземлился, и Роммель спрыгнул на землю.

Сначала жара, а затем пыль ударили ему в лицо. В полете было относительно прохладно, и теперь он испытывал такое чувство, будто попал в раскаленную топку. С него моментально начал лить пот. При первом же вдохе губы и кончик языка покрылись тонким слоем пыли. На его крупный нос села муха, и Роммель смахнул ее рукой. По песку, ему навстречу, поднимая сапогами облака пыли, бежал фон Меллентин, офицер разведки Роммеля. Он выглядел возбужденным.

– Здесь Кессельринг, – доложил он.

– Auch das noch,[7] – произнес Роммель. – Только этого мне не хватало.

Кессельринг, улыбающийся фельдмаршал, олицетворял собой все, что не любил Роммель в германских вооруженных силах. Он был офицером генерального штаба, а Роммель ненавидел генеральный штаб; Кессельринг основал «Люфтваффе», так часто подводившие Роммеля в боях, которые он вел в пустыне; а хуже всего было то, что фельдмаршал был снобом. Одно из его едких высказываний дошло до Роммеля. Жалуясь на грубость Роммеля по отношению к его подчиненным, Кессельринг сказал: «Если бы он не был родом из Вюртемберга, ему можно было бы сделать замечание». Вюртемберг был провинцией, где родился Роммель, и эта саркастическая фраза Кессельринга свидетельствовала о его предубеждении, с которым Роммелю приходилось бороться на протяжении всей своей карьеры.

Он тяжело зашагал по песку к машине командования в сопровождении фон Меллентина.

– Генерал Крювель взят в плен, – сказал фон Меллентин. – Мне пришлось попросить Кессельринга принять командование. Весь день он пытался разыскать вас.

– Час от часу не легче, – раздраженно произнес Роммель.

Он вошел в фургон грузового автомобиля, служившего машиной командующего. Внутри была долгожданная тень. Кессельринг стоял, склонившись над картой, и отмахивался левой рукой от мух, а правой водил по какой-то линии. Он приподнял голову и улыбнулся.

– Мой дорогой Роммель, слава богу, вы вернулись, – нежным голосом произнес он.

Роммель снял фуражку.

– Я воевал, – проворчал он.

– Я так и понял. Что случилось?

Роммель показал пальцем на карту.

– Это Газала Лайн. – Здесь был ряд укреплений, соединенных минными полями, которые протянулись на пятьдесят миль от побережья в Газале в глубь пустыни. – Мы образовали клин с юга от этой линии и ударили сзади.

– Хорошая мысль. Что же не получилось?

– У нас кончились бензин и боеприпасы. – На Роммеля вдруг навалилась усталость, и он тяжело опустился на сиденье. – В очередной раз, – добавил он.

Кессельринг, как главнокомандующий (на Юге), отвечал за снабжение сил Роммеля, но фельдмаршал, казалось, не заметил скрытого упрека.

Вошел ординарец, неся на подносе кружки с чаем. Роммель сделал глоток из своей кружки. В чае был песок.

Кессельринг проговорил официальным тоном:

– Сегодня я играл непривычную роль одного из подчиненных вам командиров.

Роммель проворчал что-то невнятное. Он чувствовал, что за этим последует какое-то саркастическое замечание. Сейчас у него не было желания участвовать в словесной дуэли с Кессельрингом; он хотел подумать о сражении.

Кессельринг продолжал:

– Это оказалось очень трудно, руки мои были связаны необходимостью подчиняться штабу, который не отдавал никаких приказов и с которым я не мог связаться.

– Я был в самом центре боевых действий, отдавая приказы на месте.

– Все же вы могли бы быть на связи.

– Именно так воюют британцы, – отрезал Роммель. – Генералы находятся на связи за много миль от линии фронта. А я одерживаю победы. Если бы у меня было нормальное снабжение, я бы уже был в Каире.

– Вы не пойдете на Каир, – резко произнес Кессельринг. – Вы пойдете на Тобрук. Там вы останетесь, пока я не возьму Мальту. Это приказ фюрера.

– Конечно. – Роммель не собирался возобновлять этот спор, пока не собирался. Тобрук был ближайшей целью. После взятия этого укрепленного порта конвои из Европы, хотя и недостаточные, могли прибывать непосредственно на линию фронта, минуя длинный переход через пустыню, на который уходило столько бензина. – Для того, чтобы подойти к Тобруку, нам надо прорвать Газала Лайн.

– Каковы ваши следующие действия?

– Я собираюсь отступить и перегруппироваться.

Роммель увидел, что Кессельринг поднял брови: фельдмаршал знал, как Роммель не любит отступать.

– А как поступит неприятель? – Вопрос Кессельринга был адресован фон Меллентину, который как офицер разведки отвечал за подробную оценку позиции противника.

– Они начнут нас преследовать, но не сразу. К счастью, они всегда медлят воспользоваться своим преимуществом. Но рано или поздно они попробуют осуществить прорыв.

– Весь вопрос в том, когда и где, – вставил Роммель.

– Действительно, – согласился фон Меллентин. Казалось, он колеблется. Затем произнес: – Среди сегодняшних сводок есть одно сообщение, которое вас заинтересует. Агент вышел на связь.

– Агент? – Роммель нахмурился. – А, этот! – Теперь он вспомнил. Он летал в оазис Джало, находящийся в глубине Ливийской пустыни, чтобы в последний раз проинструктировать этого человека перед тем, как он начнет свой длинный марафонский переход. Его звали Вольф. На Роммеля произвела впечатление его храбрость, но в отношении его шансов он был настроен пессимистически. – Откуда велась передача?

– Из Каира.

– Значит, он туда добрался. Если он способен на это, то способен на все. Возможно, он сможет сообщить о наступлении.

Кессельринг вмешался в разговор:

– Мой бог, вы полагаетесь на агентов?

– Я ни на кого не полагаюсь! – разозлился Роммель. – Это на меня все полагаются.

– Хорошо. – Кессельринг, как всегда, был спокоен. – От разведки, как вы знаете, всегда не очень много пользы; а агентурные разведданные – самый худший ее вид.

– Согласен, – более сдержанно ответил Роммель. – Но у меня есть предчувствие, что этот агент не такой, как все.

– Сомневаюсь, – возразил Кессельринг.

Элин Фонтана смотрела в зеркало на свое лицо и думала: «Мне двадцать три года, и я, наверное, начинаю дурнеть».

Она наклонилась ближе в зеркалу и стала внимательно себя изучать, стараясь найти приметы увядания: цвет лица безупречен; круглые карие глаза чисты, как вода в горном озере; морщин нет. Это детское лицо с утонченными линиями носило выражение оскорбленной невинности. Девушка вела себя, как коллекционер, разглядывающий свой самый драгоценный экспонат. Элин думала о лице, как о чем-то одушевленном. Она улыбнулась, и лицо в зеркале улыбнулось ей в ответ. Это была легкая, интимная, слегка озорная улыбка – она знала, что от такой улыбки мужчин прошибал холодный пот.

Взяв в руки записку, Элин вновь перечитала ее.

Четверг.

Дорогая Элин,

Боюсь, все кончено. Моя жена обо всем узнала. Мы помирились, но мне пришлось пообещать, что я тебя никогда больше не увижу. Разумеется, ты можешь остаться в своей квартире, но платить за нее я больше не могу. Мне очень жаль, что все так получилось, но, я думаю, мы оба знали, что это не может продолжаться вечно. Удачи тебе.