Мука разбитого сердца - Акунин Борис

Краснея, глотая слова, он быстро, как с моста в воду, бухнул:

– Я виноват перед вами… Я хуже, чем вы про меня подумали… После дуэли вы назвали меня благородным человеком, а я… Я вам цилиндр случайно прострелил. Просто в голову не попал. Из-за левой руки. А хотел убить…

Сказал – думал, легче станет. Но не тут-то было. Проговоренные вслух слова упали между союзниками, будто каменная глыба.

– Вы хотели меня убить?! – Глаза Д'Арборио, и без того выпуклые, чуть не вылезли из орбит. – Но Клара… Она была у меня перед поединком! Рыдала, говорила, что любит вас. И предупредила, что вы выстрелите первым – мимо! Я тоже пообещал промахнуться!

– А… а мне она говорила совсем другое. «Стреляй ему в голову», – пролепетал Романов.

Он еще ничего не понял и лишь испугался, что сболтнул лишнее: выдал любимую, которая ради него была готова на что угодно, даже на низость.

Д'Арборио смертельно побледнел:

– Что?!

Однако Алеше стало не до оскорбленных чувств итальянца. Страшная, невозможная мысль заставила его развернуться и со всех ног броситься вверх по лестнице.

Вихрем пронесся он по коридору, влетел в номер.

И замер.

Клара, по-прежнему в одном нижнем белье, сидела на корточках у раскрытого саквояжа. Документы были разложены стопками на расстеленной простыне, которую танцовщица как раз начала связывать концами.

При виде Романова лицо женщины исказилось. Она испуганно метнулась в сторону, налетела на тумбочку, с тумбочки упал графин. Он не разбился, но по полу растеклась лужа…

Алексей стоял не в силах пошевелиться. Клара тоже не двигалась – только непроизвольно подобрала одну ногу, которой коснулась пролившаяся вода.

– Ни с места!

В номер ворвался Д'Арборио, моментально сообразил, что произошло, и, выхватив из трости короткую шпагу, приставил ее танцовщице к горлу.

– Вот оно что. Остроумно придумано. А вы бы, мьсе, уехали вот с этим.

Он ткнул носком туфли саквояж – тот завалился на бок. Внутри лежало свернутое одеяло, из которого торчали зеленые листья фикуса. Прежде этот цветок стоял на подоконнике…

– Отвечать. Быстро. Иначе убью, ты меня знаешь. – Поэт цедил короткие, грозные фразы, водя острием по нежной шее, на которой еще были видны следы Алешиных поцелуев. – На кого ты работаешь?

Зачарованно глядя на узкую сталь, Клара с готовностью ответила:

– На майора Фекеша. Не убивайте. Я всё расскажу!

– Задание?

– Сначала – вы. Я должна была вас… нейтрализовать.

Д'Арборио понимающе улыбнулся своими синеватыми губами:

– Убить руками русского военного? Чтобы возмущенная Италия отшатнулась от Антанты? Неплохо… Но ты сказала «сначала». Какое задание ты получила потом?

– Потом он велел переключиться на русских. Фекеш сказал: «Пусть они войдут в тайник, отравятся газом. Мы придем чуть позже и заберем картотеку себе, а подумают на русскую разведку».

– Понятно. Австрийцам надоело платить Зоммеру бешеные деньги. Решили одним выстрелом убить двух зайцев.

Логично. Всё логично, сказал себе Алеша, поражаясь собственной безучастности. Жизнь вообще устроена чрезвычайно логичным образом. Всякое чудо непременно имеет естественнонаучное объяснение.

– Что и требовалось доказать, – удовлетворенно произнес Д'Арборио, пряча шпагу в ножны. – Где у вас телефон? Нужно позвонить дону Трапано. Он захочет рассчитаться с ней за Чичо.

Быстрым, каким-то птичьим движением Клара повернула голову к двери, потом к балкону. Поняла, что ей не вырваться, вжалась в стену и, кажется, закрыла лицо ладонями.

Впрочем, Алеша не смотрел в ее сторону, поэтому деталей не разглядел.

– Нет, – сказал он глухим, будто чужим голосом. – Пусть исчезнет… Я не могу ее видеть.

Телефонная трубка покачивалась в руке поэта. Некрасивое лицо чуть тронула печальная улыбка.

– Ну, как угодно, – сказал Д'Арборио после паузы. – Пошла вон!

Вторичного приглашения не понадобилось. Не одеваясь и не обуваясь, танцовщица в несколько воздушных шагов выпорхнула в коридор.

Назад не оглянулась.

Итальянец подошел к задумчивому Алеше, потрепал его по плечу.

– На свете много мерзостей. Предательство – худшая из них…

Махнул рукой, пошел к двери.

Вежливость требовала проводить гостя, что Романов и сделал. Только зачем-то еще и повернул в замке ключ.

Застывший взгляд молодого человека упал на цепочку узких мокрых следов, протянувшуюся от стены к выходу. Вяло, без надрыва подумалось: как большие слезинки.

Невыносимо болело сердце, хоть криком кричи. С этим надо было что-то делать.

Мелькнула мысль, совсем короткая: от судьбы не уйдешь.

Он расстегнул один из чемоданов, стал рыться в вещах.

В дверь постучали.

– Алеша! Это я! Д'Арборио мне рассказал! Открой немедленно!

Вот он, пистолет.

– Ты что задумал?! Алешка! Не смей! Ты присягу давал!

На сей раз затвор взвелся с первой же попытки. Повезло.

От сокрушительного удара дверь слетела с петель. В номер вломился штабс-ротмистр.

Скорей, чтоб не опоздать, Алеша приложил дуло туда, где болело, и нажал спуск.

Облегчение наступило моментально – как только ударил выстрел и в нос шибануло запахом пороха.

Сердце больше не ныло, сердцу стало хорошо.

Романов лежал на спине, глядя на зыбкий, быстро темнеющий потолок.

Рядом кто-то причитал:

– Болван, какой болван! Черт бы побрал всех баб!

Но крики делались всё тише, свет всё тусклее. Потом он вовсе погас, как в синематографе перед началом сеанса.

Война началась…

Рота перед атакой

В госпитале

Звезды сцены

Швейцария: остров мира средь океана войны

«Гранд-отель»

Артисты варьете

«Свободный танец»

Итальянцы слушают речь Барда

Бронированная комната

Что случилось, Джино? (ит.)

Вы позволите? (фр.)

Секундант (ит.)

Вниз. Слишком тугой для меня. Мне плохо… (нем.)

Старый платан (фр.)

Слава Богу! (ит.)

Открылся рай мне ночью полнолунной (ит.)

Свинья! (ит.)

Всего двадцать четыре! (искаж. ит.)

Ничего не делать. Я говорю – ты делаешь. Ясно? (искаж. ит.)

Момент – открыто (искаж. ит.)

Нет, только один! (ит.)

Еще! Еще один! (ит.)

Я же сказал: только один. Третьей маски нет (ит.)

Невозможно (ит.)

Знать газ – не говорить? (искаж. ит.)

Готово (ит.)