Афера в Брунее - Вилье Жерар де

– У его высочества Хаджа Махмуда бездна вкуса. Все это, созданное декоратором Клодом Далем, привезено из Парижа.

Все было посвящено сексу... Висевшие там картины украсили бы специальный зал Лувра. Хадж Али повел ее в ванную комнату, где краны были заменены золотыми фаллосами... Теперь она скучала, удивленная тем, что брунеец не набрасывается на нее.

– А что теперь? – спросила она.

– Мы ждем одного человека, – сказал первый адъютант.

– Кого?

– Одного из самых могущественных людей султаната, – напыщенно проговорил он. – Он увидел вас на вечере и желает с вами познакомиться.

– Ладно, – скептически сказала она. – Надеюсь, что он поторопится. Я хочу спать.

Мэнди вздохнула, от чего ее грудь еще больше выпятилась. Хадж Али заставил себя отвести взгляд. Сколько еще времени принц Махмуд собирается его мучить? Разумеется, ему категорически запретили трогать Мэнди даже в мыслях.

Полминуты спустя принц Махмуд открыл дверь. Он был одет в вышитую рубашку и плотно облегающие брюки, лишний раз подчеркивающие, что он не скрывает своего возбуждения. С выдающейся челюстью, сумасшедшими глазами и монгольскими усиками, у него был довольно отталкивающий вид. Но не для Мэнди, которая бросила на него насмешливый взгляд.

– Но это мой таможенник!

Хадж Али тотчас же встал и проговорил неуверенным голосом:

– Мисс Браун, я вам представляю его высочество принца Махмуда Болкияха.

Мэнди спокойно протянула ему руку. Махмуд взял ее, не зная, что с ней делать. Только что он прервал ласки, подаренные ему китаянкой, и мечтал только об одном: побыстрей овладеть той, которая находилась напротив него. Чувствуя, что события могут ускориться, Хадж Али незаметно исчез.

Не отпуская руки Мэнди, Махмуд попытался изобразить улыбку... Он еще колебался, не зная, что выбрать: джентльменское или хулиганское поведение. Вторая тенденция одержала верх. Обняв Мэнди за талию, он хотел прижать ее к себе... Правая рука молодой американки стремительно взлетела между их телами, и ее пальцы схватили, словно щипцы, сжатую брюками возбужденную плоть Махмуда. Ее голубые глаза горели гневом.

– Хорошенько послушай, толстая обезьяна. Я отлично понимаю, что как только ты слез со своего дерева, ты захотел переспать со мной. Только последнее слово за мной. Убирайся к черту!

Принц Махмуд почувствовал, что почва уходит у него из-под ног. Никто никогда не разговаривал с ним подобным образом, и ногти Мэнди, впившиеся в самую чувствительную часть его тела, причиняли ему невыносимую боль. В порыве гордости он отпустил руку Мэнди, чтобы положить свою на ее обтянутую черными кружевами грудь.

Мэнди нагнула голову, вцепилась зубами в запястье Махмуда и сжала их изо всех сил. Махмуд закричал, оттолкнул Мэнди и отступил на шаг. Умирая от желания изнасиловать ее, но уже укрощенный. Мэнди разгладила платье и уселась на белую кожу, положив с садистской медлительностью ногу на ногу, чтобы еще больше возбудить Махмуда.

– Ладно, – проговорила она, – успокоимся.

– Извините меня, – пробормотал Махмуд, раздираемый яростью, горечью и стыдом.

Он был вознагражден за эти слова ослепительной улыбкой Мэнди.

– Ну вот это намного лучше, – сказала она. – Ты начинаешь ходить на задних конечностях. Скоро ты станешь настоящим человеком. Сначала, когда начинают ухаживать за дамой, ей делают маленький подарок. Или даже большой.

Принц Махмуд немного пришел в себя. Он снова находился на знакомой почве. Надо улестить дракона.

– Разумеется, – ответил он. – Это прекрасная мысль.

Махмуд пересек комнату, взял лакированный ящичек, открыл его и подал Мэнди. Он был набит часами «Картье», усеянными бриллиантами, из которых самые дешевые стоили тридцать тысяч долларов. Филиппинки, которым он их предлагал, катались по полу от счастья. Он немного порылся и достал самые роскошные часы, которые надел на запястье Мэнди.

– Это для вас.

Мэнди слегка махнула рукой, словно хотела согнать насекомого, и часы упали на толстый палас. Она поднялась и ногой отшвырнула драгоценные часы на мраморный розовый пол. Наступив затем каблуком своих туфель, она со старанием раздавила их, так что от них остались лишь несколько пружин и маленькие разрозненные бриллианты.

Все это было сделано на глазах остолбеневшего Махмуда...

– Когда у тебя будет достойный подарок, ты принесешь его мне, – бросила Мэнди ледяным тоном. – Это для служанки. Теперь я хочу вернуться к моей подруге.