Смерть на брудершафт (Фильма 3-4) - Акунин Борис

Уверенности у Алексея не было. Проклятый Аспид несся огромными прыжками, высоко подскакивая. Целиться — лишь время терять. Промажешь — плохо. Попадешь не туда, куда нужно, — вообще беда.

А главное, некуда ему особенно деться. Крыша кончается, а до следующей сажени две, если не три.

Но беглеца это не испугало. Не снижая скорости — наоборот, разогнавшись еще пуще, он оттолкнулся ногой и перемахнул на соседнюю крышу. Приземлился шумно, но ловко, на корточки. Выпрямился, загрохотал дальше.

— Уходит! Через соседний дом уходит! — что было мочи завопил Романов.

Из оконца к нему лезли Саранцев и Козловский. Проштрафившийся Штурм, очевидно, был оставлен в квартире.

— Прыгать надо. — Ротмистр прикинул на взгляд расстояние и топнул с досады. — Проклятая нога! Саранцев, давай ты!

Старший филер почесал затылок:

— Ваше благородие, у меня ноги короткие. Детей четверо…

У прапорщика Романова ноги были длинные, детьми обзавестись он не успел, но и ему прыгать через черную расщелину ужасно не хотелось. Был бы высокий этаж, куда ни шло. Расшибешься в лепешку, и со святыми упокой. А с третьего упасть, поди, еще намучаешься перед смертью. Или останешься навечно калекой.

— Крикните вниз, пусть не упустят, если что, — сказал Алексей.

И, согласно науке о психологическом трейнинге (английское слово, означает «предуготовление»), настроил нервно-импульсную систему на подходящий ситуации лад: вообразил себя легкокрылой птицей или взлетающим аэропланом.

Разбежался, скакнул, мысленно толкая тело вперед, вперед, вперед.

И сработало!

Правда, бухнулся на жесть коленями и грудью, больно, но это были пустяки.

— Молодец, Лешка, герой! — донеслось сзади. — За ним!

А куда «за ним»? Аспида впереди видно не было.

Больше всего Романов боялся, что гнусный трюкач так и пойдет сигать с дома на дом. Но на дальнем краю крыши гибкого силуэта видно не было. Значит, шмыгнул вон в то окошко, хочет спуститься через чердак.

Повеселев, прапорщик бросился вдогонку. По земле бегать — это вам не по небу летать.

Лестница, на которую Романов попал с крыши, была еще грязней, чем в соседнем доме. Видно, здесь проживала совсем незамысловатая публика. Пахло бедностью: вечными щами, стиркой, плесенью. На ступеньках валялись окурки и картофельные очистки. Освещение отсутствовало вовсе, и если б не чахлые потуги пробивавшегося рассвета, бежать было бы невозможно. И так-то приходилось держаться за перила, чтоб не поскользнуться на какой-нибудь дряни.

А вот человек-змея, кажется, видел в темноте не хуже филина. Он несся, прыгая через три ступеньки. Прапорщик еще не одолел первый пролет, а мим уже достиг двери.

Он выскочил из подъезда с треском и пружинным визгом, как чертик из шкатулки — маленький, стремительный, почти невидимый в своей черной пижаме.

Но один из саранцевских ребят подоспел вовремя. Свое дело агент знал на ять: не торчал на тротуаре, а спрятался за афишной тумбой. Раньше времени себя не обнаружил, не стал орать попусту «Стой!» (ясно было, что неугомонный циркач все равно не остановится) — просто, когда Аспид пробегал мимо, подставил ему ножку.

И живчик грохнулся наземь с хорошего разбега, растянулся во весь свой небольшой рост. А филер упал ему на спину, прижал к булыжникам и торжествующе прорычал в самое ухо:

— Побегал, будя!

Вопреки всем законам анатомии и физиологии Аспид развернул голову чуть не на 180 градусов, будто держалась она не на позвонках, а на шарнирах, и с хрустом вцепился агенту зубами в нос. От неожиданности и боли филер ослабил хватку и в следующее мгновение был сброшен.

Перекатившись по мостовой, человек-змея оказался на корточках. Изготовился взять новый разбег, но тут налетел запыхавшийся Романов и приложил упрямца рукояткой револьвера по затылку. Удар получился знатный: точный, экономичный, не слишком сильный. Инструктор фон Редерер остался бы доволен.

Когда, полминуты спустя, подбежали остальные, Аспид уже начинал приходить в себя, помаргивал ресницами. Он лежал на животе. Правым коленом Романов жал арестованному на спину, левой рукой выкручивал запястье, дуло вдавил в висок — рисунок из методического пособия, да и только. Рядом шмыгал прокушенным носом грустный филер. Переживал, что упустил хорошую возможность отличиться.

Последним прихромал Козловский. Он был полностью обут, помахивал стеком. Шел солидно, не спеша, как и подобает начальнику. Официально поздравил: