Торговец пушками - Лори Хью

– Вы поссорились.

– Мы расстались.

– Вы просто поссорились, Ронни.

– Могу я остаться у тебя на ночь?

Я моргнул. А затем, чтобы убедиться, что мне это не привиделось, моргнул еще раз.

– Ты хочешь спать со мной?

– Да.

– Ты имеешь в виду, не просто спать одновременно со мной? Ты имеешь в виду, в одной постели?

– Ну пожалуйста.

– Ронни...

– Если хочешь, я не буду снимать одежду. Томас, не заставляй меня еще раз говорить «пожалуйста». Это ужасно вредно для женского самолюбия.

– Зато ужасно полезно для мужского.

– Ох, замолчи! – Она спрятала лицо в кружку. – Ты мне таким совсем не нравишься.

– Ха, – ответил я. – Значит, сработало.

В конце концов мы встали и отправились в спальню.

Между прочим, она и в самом деле осталась в одежде. Так же как и я – опять же, между прочим. Мы лежали рядом на кровати и какое-то время молча созерцали потолок. А потом, рассудив, что уже вполне насозерцался, я протянул руку и взял ее ладонь в свою. Она была сухой и теплой – и очень приятной на ощупь.

– О чем ты думаешь?

Честно говоря, я не помню, кто из нас спросил это первым. К рассвету мы оба повторили этот вопрос раз по пятьдесят.

– Ни о чем.

И это мы тоже повторили немало раз.

Ронни была несчастлива – в этом все дело. Не могу сказать, что она излила мне историю своей жизни. История выходила из нее разрозненными обрывками, с длинными пробелами и слегка напомнила сумбурную беседу где-нибудь в обществе книголюбов. Но к тому времени, когда жаворонок принял вахту у соловья, узнал я довольно много.

Ронни была средним ребенком в семье. Наверняка многие из вас сейчас скажут: «Ну вот, теперь сразу все встает на свои места», но я, например, тоже средний, и меня это особенно никогда не беспокоило. Отец Ронни работал в Сити, угнетая несчастных бедняков, да и братья по обе стороны, похоже, держали курс в том же направлении. Когда Ронни была еще подростком, мать ее прониклась страстной любовью к рыболовству и с тех пор по шесть месяцев в году потакала своей страсти на далеких водных просторах. А отец Ронни в это время заводил любовниц. Правда, куда заводил – она так и не уточнила.

– О чем ты думаешь? – На этот раз спросила она.

– Ни о чем.

– Ну же.

– Я не знаю. Просто... думаю. Я слегка погладил ее по руке.

– О Саре?

Я знал, что она это спросит. И это несмотря на то, что я намеренно подавал ей мяч под ракетку и больше ни разу не упоминал о Филипе.

– В том числе. – Я чуть сжал ее руку. – Давай посмотрим правде в глаза: ведь я почти не знаю ее.

– А ей ты нравишься.

Я не смог удержаться от смеха.

– Ну, это кажется астрономически маловероятным. В первый раз, когда мы встретились, она подумала, что я хочу убить ее отца, а в последний – потратила большую часть вечера на то, чтобы обвинить меня в трусости перед лицом врага.

Поцелуи я решил вынести за скобки. По крайней мере, пока.

– Какого врага?

– Это длинная история.

– У тебя очень приятный голос.

Я повернул голову на подушке и посмотрел на нее:

– Знаешь, Ронни, в нашей стране, когда кто-нибудь о чем-нибудь говорит, что это длинная история, это значит, он вежливо дает понять, что не будет ее рассказывать.

Я проснулся. Что означало, что я все-таки уснул. Правда, понятия не имею, когда это произошло. Первая мысль в момент пробуждения – в доме пожар.

Выпрыгнув из постели, я понесся на кухню. Ронни жарила бекон на сковородке. Дым резвился в солнечных лучах, а где-то поблизости трещало Радио-4. Ронни была в моей единственной чистой рубашке. Поначалу я даже слегка разозлился, так как берег рубаху для особого случая – например, к совершеннолетию моего внука, – но рубашка ей очень шла, так что я решил промолчать.

– Тебе бекон как больше нравится?

– С хрустом, – солгал я, заглядывая через ее плечо. Ну а что тут было еще говорить?

– Если хочешь, можешь пока приготовить кофе, – сказала она и повернулась обратно к сковородке.

– Да, кофе. Точно.

Я начал свинчивать крышку с банки растворимой бурды, но Ронни зацокала языком и кивком указала на буфет, который ночью, похоже, посетила добрая фея покупок, оставив после себя целую кучу всякой всячины.

Я сунулся в холодильник, и передо мной предстала чья-то чужая жизнь. Яйца, сыр, йогурт, несколько стейков, молоко, масло, две бутылки белого вина. Все это ни разу не побывало ни в одном из моих холодильников, за все тридцать шесть лет. Я наполнил чайник водой и щелкнул выключателем.