Обитель ночи - Мартин Том

Холодок побежал у нее по спине. Открылась дверь, и вернулся полицейский в сопровождении низенького, лысого, усталого вида человека за пятьдесят с очень темной кожей, в очках с толстыми стеклами. Инспектор Лалл представил его взмахом руки, и этот жест как будто выражал его мнение о том, что происходящее здесь — всего лишь фарс и пустая трата времени.

— Мисс Келли, это ваш официальный представитель, мистер Арумагам. Пожалуйста, задавайте ему любые вопросы.

Нэнси в отчаянии посмотрела на усталого пожилого человека, опустившегося на стул рядом с ней. Он не внушал ей никакой надежды, но это было единственной уступкой с их стороны. Едва скрывая отчаяние, она спросила:

— Что происходит? Они вправе так поступать со мной? Вы должны помочь мне…

Мистер Арумагам кивнул, поправил очки и, пошарив в кармане, вытянул визитную карточку:

— Вот моя визитка, мисс Келли.

Она едва не закричала на него от досады.

— Да не хочу я вашу чертову визитку! Я хочу выбраться отсюда. Объясните мне, что происходит…

Адвокат взволнованно откашлялся. Инспектор Лалл сложил руки на груди и наблюдал за их диалогом со смесью скуки и нетерпения. Мистер Арумагам сказал:

— Вас задержали по подозрению в шпионаже. Поэтому вы временно лишаетесь гражданских прав согласно статье третьей, параграфу семь Закона о терроризме и шпионаже от две тысячи пятого года. Вы можете быть задержаны без суда на срок до ста тридцати дней, по истечении которых судья определит, представляете ли вы по-прежнему серьезную опасность для государства, и в случае необходимости выдаст ордер на продление заключения, снова до ста тридцати дней. У вас нет права на свидания и на освобождение под залог. Максимальный приговор за шпионаж — смертная казнь, за соучастие в шпионской деятельности — двадцать пять лет. Насколько я понял, вы задержаны по подозрению в соучастии…

Нэнси Келли вдруг почудилось, что лицо мистера Арумагама сливается с серыми стенами, а голос уплывает куда-то вдаль. Собственные локти, лежащие на столе, стали неподъемными, она смогла лишь опустить лицо на руки. Затем подняла взгляд на инспектора Лалла и резко спросила:

— Соучастие в шпионаже? Но это безумие.

Последовала еще одна устрашающая пауза. Нэнси прервала ее, стараясь не выдать своего отчаяния.

— А как же мое посольство? Моя газета? Я требую, чтобы вы немедленно связались с ними.

— Ваше требование будет выполнено, — заверил мистер Арумагам.

По его голосу было ясно, что он понимает: это ей нисколько не поможет.

Инспектор Лалл кивнул, затем бесстрастно произнес:

— Итак, мисс Келли, приступим.

Он раскрыл толстую папку и воззрился на бумаги сквозь очки.

— Вы учились в Париже, в Сорбонне.

С трудом сдерживая себя, Нэнси ответила:

— Да.

— И находились там с тысяча девятьсот девяносто седьмого года по двухтысячный.

— Да.

— И вы утверждаете, что едва знакомы с Антоном Херцогом?

Она вновь попыталась защититься.

— Да. Я встречалась с ним пару раз, и все. В редакции. Он не друг мне, его даже нельзя назвать моим коллегой…

Нотка нетерпения послышалась в голосе инспектора Лалла.

— Мисс Келли, напоминаю: крайне важно, чтобы вы отвечали предельно искренне. С этого момента я буду задавать вопросы только один раз. Но прежде всего позвольте мне сообщить: во-первых, нам уже известно, что Антон Херцог преподавал в Сорбонне целый год, с девяносто восьмого по девяносто девятый. Он на год отошел от «Интернэшнл геральд трибьюн» и якобы вел в университете курс письма. Во-вторых, нам также известно, что он являлся председателем комитета, наградившего вас стипендией начинающего репортера, когда вы только пришли на работу в газету. И вот вы прибыли ему на замену. На мой взгляд, вы больше напоминаете протеже Антона Херцога, чем человека, незнакомого с ним.

Нэнси Келли покачала головой, не веря ушам. Ведь все было предельно ясно: один человек сменял другого на должности, любые подозрения казались абсурдными. Однако инспектор Лалл пристально смотрел на нее — так, будто ожидал чистосердечного признания. Стараясь оставаться спокойной, Нэнси ответила:

— Во время обучения в Сорбонне я ни разу не встречалась с Херцогом. Я тогда даже не знала по именам ведущих журналистов. Я была обыкновенной студенткой — опаздывала со сдачей курсовых, ходила в бары. Даже если б я знала его, что такого? Мне не удалось бы стать его протеже. Херцога знает масса людей. Он по праву слывет выдающимся журналистом-международником. А что доказывает мое нынешнее назначение? Чтобы заслужить повышение, я много и тяжело работала. Не представляю себе, что за мотив вы пытаетесь выдвинуть.