Аптекарь, его сестра и ее любовник - Браун Сандра

— Лилли, дыши! Вдыхай. Я тебя очень, очень, очень прошу! Ну, давай, вдохни.

И она вдохнула. Лекарство сделало свое дело: мгновенно сняло мышечные спазмы, которые блокировали ее дыхательные пути.

Она сделала свистящий вдох. Еще один. Когда она вдохнула в третий раз, ее глаза открылись. Она взглянула на него и обхватила руками его руки, все еще державшие ингалятор у нее во рту. Он опять нажал на крышечку. Ее дыхание булькало, свистело. Это были ужасные звуки.

— Музыка для моих ушей, — прошептал Тирни. Вдруг она оттолкнула ингалятор, закрыла рот руками и закашлялась.

— На. — Тирни схватил с другого дивана полотенце, которое прошлой ночью подкладывал себе под голову, и подал ей.

Лилли стала кашлять в полотенце. Кашель сотрясал все ее тело. Тирни, стоя перед ней на коленях, что-то ободряюще шептал.

Наконец пароксизм миновал. Лилли опустила испачканное полотенце, и Тирни забрал его. Она смотрела на него как завороженная, и он только теперь сообразил, что выглядит как пугало.

Тирни стряхнул снег, налипший на брови и ресницы, стащил заледеневший, стоящий колом шарф с подбородка.

— Это не привидение. Это я.

— Ты вернулся? — Ее голос был еле слышен. — Почему?

— Я сделал то, что хотел сделать. Я вернулся. Я принес твои лекарства. Ты думала, я сбегу и брошу тебя умирать?

Она кивнула.

— Если бы я поклялся тебе, что вернусь с твоим лекарством, ты бы мне поверила?

Она тихонько покачала головой.

— Вот именно. Пытаться тебя убедить было бы пустой тратой времени. Вот я и оставил тебя с этими ужасными мыслями. У меня не было иного выбора. Но мне нелегко было уйти.

Он тяжело поднялся с колен и распрямился. Двигался он так, словно вдруг состарился лет на сорок. Он не чувствовал ног внутри башмаков, не чувствовал пола под ними пока шел к камину и подкладывал в него поленья. Пришлось наклониться и подуть на угасающие угли, чтобы они разгорелись. Наконец они вспыхнули, и вскоре жадные языки огня начали лизать поленья.

Тирни спустил с плеч лямки рюкзака, поставил его на пол и носком башмака задвинул под столик. Он размотал шарф, снял с головы плед и шапочку. Все это вместе с курткой он повесил сушиться на спинку стула. Потом он осторожно ощупал затылок и осмотрел пальцы, проверяя, нет ли свежей крови. То ли его рана перестала кровоточить, то ли кровь замерзла.

Он сел на диване напротив Лилли и расшнуровал ботинки. Снимать правый было страшно: лодыжка могла так опухнуть, что его потом невозможно будет надеть. Но если он не восстановит кровообращение в ступне, не исключено, что ему придется попрощаться с обмороженными пальцами.

Стискивая зубы от боли, Тирни высвободил ногу из башмака и стянул носок. Лодыжка слегка опухла и выглядела не так плохо, как можно было предположить, судя по адской боли. Признаков обморожения он не увидел, но принялся безжалостно массировать пальцы. Когда к ним прилила кровь, боль стала нестерпимой, но это означало, что капилляры не отморожены безвозвратно.

Пока Тирни проделывал все эти операции, Лилли продолжала сидеть с широко раскрытыми глазами, лишившись дара речи и глядя на него, как на привидение. Было ясно, что она по-прежнему боится его.

Двигаясь медленно, чтобы не испугать ее еще больше, Тирни поднялся, подошел и опять опустился на колени перед диваном рядом с ней. Когда он попытался заговорить, его голос прозвучал хрипло.

— Теперь тебе лучше?

У нее еле хватило сил наклонить голову.

— О боже, я забыл про твои таблетки.

Тирни нашел на полу коричневый пластиковый пузырек, закатившийся под одно из кресел. Он принес ей воду из кухни. Лилли воспользовалась вторым ингалятором, потом проглотила таблетку. Пока она пила, Тирни заметил, что ее губы розовеют. Значит, в легкие поступает достаточно кислорода, хотя ее дыхание по-прежнему напоминало по звуку расстроенную волынку.

— Этот ингалятор отлично работает, — заметил Тирни. — Я не знал, который из них пустить в ход в первую очередь. Вроде бы выбрал тот, что надо.

Лилли опять чуть заметно кивнула.

Тирни пытливо вглядывался в ее лицо. Она двигалась и дышала, краска возвращалась, но он опасался, что у него начинается новая галлюцинация вроде тех, что мучили его на обратном пути от машины. В центре каждой из них была Лилли. В одних он, вернувшись, находил ее посиневшей от холода и нехватки кислорода, неподвижной, мертвой. В других она была сияющей и полной жизни, сексуально изголодавшейся, страстно втягивающей его в себя.