Голос ночи - Кунц Дин

— И все это — только от смешения крови? — спросил Колин.

— Самое важное, что означает это смешение. Оно означает дружбу, и любовь, и доверие.

Колин не мог оторвать глаз от алой ранки, пересекавшей руку Роя.

— Дай мне руку.

Колин был обрадован возможностью стать кровным братом Роя, но и озадачен одновременно.

— Похоже, этот нож не очень чистый?

— Он чистый.

— Ты можешь получить заражение крови, разрезав руку грязным ножом.

— Если бы была такая возможность, стал бы я резать себе руку первым?

Колин колебался.

— Слушай, Колин, ранка будет не больше булавочного укола. Давай руку.

С неохотой Колин протянул правую руку ладонью вверх. Он весь дрожал.

Рой взял его за руку и приложил острие ножа.

— Это будет как укол, — ободрил его Рой.

Колин не отважился открыть рот, опасаясь выдать себя дрожанием голоса.

Боль была внезапной, резкой, но недолгой. Колин сжал зубы, чтобы не закричать.

Рой сложил нож и убрал его в карман.

Трясущимися пальцами Колин нажал на края ранки, пока на них не показалась кровь.

Рой капнул своей крови на ранку Колина и улыбнулся.

Колин сжал руку Роя со всей силой.

В прохладе ночи воздух пах бензином. Они стояли около пустынной бензоколонки, глаза в глаза, чувствуя себя сильнее, особеннее и отважнее.

— Мой брат, — произнес Рой.

— Мой брат, — повторил Колин.

— Навсегда.

— Навсегда.

Колин сосредоточился на ранке, пытаясь уловить тот момент, когда кровь Роя начнет течь по его венам.

После этой импровизированной церемонии Рой вытер липкую руку о джинсы и взял недопитую «пепси».

— Ну, чем мы займемся теперь?

— Уже больше одиннадцати, — заметил Колин.

— И что?

— Пора домой.

— Брось, еще рано.

— Если меня не будет дома, когда вернется мать, она будет волноваться.

— Судя по тому, что ты мне рассказывал, она не производит впечатление матери, которая слишком печется о своих детях.

— Все равно, я не хочу проблем.

— Ты же сказал, что она ужинает с этим... Торнбергом?

— Ну да. Это было около девяти, — ответил Колин. — Она должна скоро вернуться.

— Ты наивен, малыш.

Колин с опаской посмотрел на него:

— Что ты хочешь сказать?

— Она долго еще не вернется домой.

— Откуда ты знаешь?

— Сейчас они уже закончили свой ужин и выпили по рюмочке бренди и старик Торнберг укладывает ее к себе в постель.

— Ты спятил, что ты несешь, — возмутился Колин, однако вспомнил, как выглядела мать, когда уходила из дома: свежая, ухоженная, красивая в своем облегающем коротком платье.

Рой искоса взглянул на него:

— Ты полагаешь, твоя мать — девушка?

— Нет.

— Или она вдруг стала монашкой?

— Слушай!

— Слушай ты, дружище, твоя мамочка трахается так же, как и все вокруг.

— Я не хочу обсуждать это.

— А я бы, черт возьми, хотел трахнуть ее.

— Заткнись!

— Неженка, неженка.

— Мы кровные братья или нет? — спросил Колин.

Рой допил свою «пепси».

— И что?

— Если ты мой кровный брат, ты должен уважать мою мать, как если бы это была твоя.

Рой выкинул пустую банку в мусорный ящик, прокашлялся и уселся на тротуар:

— Дьявол, а я не уважаю и свою собственную. Дрянь. Настоящая шлюха. И почему я должен относиться к твоей как к богине, когда ты сам не имеешь к ней ни капельки уважения.

— Кто это сказал?

— Я сказал.

— Ты что, считаешь, что читаешь мысли, или как?

— Не ты ли говорил мне, что твоя старушка проводит с подружками больше времени, чем с тобой? Всегда ли она рядом, когда нужна тебе?

— У всех есть друзья.

— У тебя были друзья, пока ты не встретил меня?

Колин пожал плечами:

— У меня были мои увлечения.

— А не ты ли рассказывал мне, что, когда она была замужем за твоим стариком, она раз в месяц исчезала?

— Ну не так уж и часто.

— Просто исчезала на несколько дней или на неделю?

— Это потому, что он бил ее.

— А тебя она брала с собой?

Колин допил свой виноградный напиток.

— Тебя она брала с собой?

— Не всегда.

— Значит, она оставляла тебя с ним?

— Он мой отец, кроме всего.

— А мне он кажется опасным.

— Он никогда не бил меня. Только ее.

— Но он мог тронуть тебя.

— Мог, но не делал.

— Откуда она могла знать, что он делает с тобой, пока ее нет?

— Все кончилось хорошо.

— И сейчас все ее время поглощает картинная галерея? — продолжал Рой. — Она работает целый день и часто по вечерам?

— Она создает будущее для нас: для нее и для меня.

Рой скривился:

— Так она тебе говорит?

— Это правда, я думаю.

— Как трогательно. Создавать будущее. Бедная трудолюбивая Уизи Джекобс. Это разрывает мое сердце, Колин. Правда. Молчи. Большинство ночей она отсутствует с кем-нибудь вроде этого Торнберга...

— Это бизнес...

— И опять у нее нет времени для тебя.

— И что?

— То, что тебе не надо волноваться о возвращении домой. Никто не заметит, дома ты или нет. Это никого не волнует. Поэтому давай еще немного поразвлечемся.

Колин бросил свою пустую бутылку в мусорник:

— А что мы будем делать?

— Посмотрим... Я придумал. Дом Кингмана. Тебе понравится дом Кингмана. Ты был там когда-нибудь?

— Нет. А что это?

— Это один из самых старых домов в городе.

— Меня не очень интересуют местные достопримечательности.

— Это огромный дом в конце Хоук-драйв.

— Дом на верху холма?

— Да. Никто не живет там уже двадцать лет.

— И что интересного в этом заброшенном доме?

Рой придвинулся к Колину, сощурил глаза и драматическим шепотом произнес:

— Это дом с призраками.

— Шутишь?

— Не шучу. Говорят, это дом с призраками.

— Кто сказал?

— Все говорят. — Рой вновь сощурил глаза и заговорил голосом Бориса Карлоффа: — Люди видели очень странные вещи, происходившие в доме Кингмана.

— Например?

— Потом, — он вновь начал говорить нормально. — Потом я расскажу тебе все о нем, когда мы будем на месте.

Рой взялся за руль велосипеда.

— Подожди, — попросил Колин. — Я думал, ты серьезно. Ты хочешь сказать, что этот дом действительно населен призраками?

— Я думаю, что это зависит от того, веришь ты этому или нет.

— А кто-нибудь видел там привидения?

— Люди говорят, что они видели и слышали весьма странные вещи, происходившие в доме Кингмана, после того как вся семья погибла.

— Погибла?

— Да, они были убиты.

— Вся семья?

— Все семеро.

— Когда это случилось?

— Двадцать лет назад.

— А кто это сделал?

— Отец.

— Мистер Кингман?

— Однажды ночью он сошел с ума и зарубил их, когда они спали.

Колин с трудом сглотнул:

— Зарубил?

— Топором.

«Опять топор», — подумал Колин. Его желудок неприятно сжался и стал как бы совершенно ему не принадлежащим.

— Я расскажу тебе, когда мы приедем, — сказал Рой. — Поехали.

— Подожди, — занервничал Колин. Он старался оттянуть время: — У меня запотели очки.

Он снял очки, вытащил из кармана платок и стал тщательно протирать толстые линзы. Он отчетливо видел Роя без очков, но все предметы на расстоянии пяти футов расплывались.

— Быстрее, Колин.

— А может быть, мы поедем завтра?

— Это займет столько же времени, сколько ты чистишь свои чертовы очки.

— Я имею в виду — днем. Тогда мы сможем больше рассмотреть в доме Кингмана.

— А мне кажется, более забавно поехать в дом с привидениями ночью.

— Но ночью ничего не видно.

Несколько секунд Рой молча изучал его:

— Ты боишься?

— Кого?

— Привидений.

— Конечно, нет.

— Предположим.

— Слушай... Это просто довольно глупо ходить там вокруг этого места в темноте, глубокой ночью... Вот что я хотел сказать. Понимаешь?

— Не понимаю.

— Я не говорю о привидениях. Я имею в виду, что мы там свернем себе шею — в темноте, в заброшенном месте.

— Ты просто боишься.

— Черт тебя возьми.

— Докажи, что это не так.

— Почему я должен что-то доказывать?

— Твой кровный брат должен думать, что ты — трус?

Колин промолчал. Он нервничал.

— Поехали! — крикнул Рой.

Он сел на свой велосипед, выехал с пустынной станции и покатил по Бродвею на север. Он даже не оглянулся.

Колин постоял еще около автомата. Один. А он не любил быть один. Особенно ночью.

Рой уже опережал его на квартал и продолжал нестись вперед.

— Черт! — воскликнул Колин. — Подожди! — закричал он и вскочил на свой велосипед.

Они преодолели последний крутой участок на пути к полуразрушенному дому, который затаился наверху. С каждым шагом дрожь в душе Колина увеличивалась все больше.