Девушка, которая взрывала воздушные замки - Ларссон Стиг

— Неужели?

— Ему недавно звонила Эрика Бергер. Они сегодня вечером ужинают в «Котелке Самира» — это ресторанчик поблизости от Бельмансгатан.

— Бергер… — медленно произнес Клинтон.

— Будем молить бога, чтобы она не… — начал Георг Нюстрём.

— Это было бы не так уж плохо, — перебил его Юнас Сандберг.

Клинтон с Нюстрёмом посмотрели на него.

— Мы пришли к выводу, что Блумквист представляет для нас наибольшую опасность и что он, по всей видимости, в следующем номере «Миллениума» что-то опубликует. Предотвратить публикацию мы не можем. Следовательно, мы должны подорвать к нему доверие. Если его убьют будто бы при разборках в преступном мире, а потом полиция обнаружит у него в квартире наркотики и деньги, следствие сделает определенные выводы. В любом случае они не кинутся первым делом искать заговоры, имеющие отношение к Службе государственной безопасности.

Клинтон кивнул.

— Эрика Бергер ведь состоит с Блумквистом в любовной связи, — многозначительно добавил Сандберг. — Она замужем и изменяет мужу. Если она тоже скоропостижно скончается, это вызовет еще множество других предположений.

Клинтон с Нюстрёмом обменялись взглядами. Сандберг обладал природным талантом создавать дымовые завесы и быстро прогрессировал. Но и у Клинтона, и у Нюстрёма возникло минутное сомнение. Уж слишком легко Сандберг подходил к решению вопроса о жизни и смерти людей. Ничего хорошего в этом не было. К такой чрезвычайной мере, как убийство, не следовало прибегать только потому, что представилась удобная возможность. Это не универсальное решение проблем, а мера, применяемая лишь при отсутствии других вариантов.

Клинтон покачал головой.

Collateral damage,[60] подумал он, внезапно ощутив отвращение ко всему предприятию.

Всю жизнь прослужив государству, мы теперь докатились до убийств из-за угла. В случае с Залаченко это было необходимо. С Бьёрком… прискорбно, но Гульберг был прав — Бьёрк бы спасовал. С Блумквистом… вероятно, тоже необходимо. Но Эрика Бергер ведь просто невинный свидетель.

Он покосился на Юнаса Сандберга. Оставалось надеяться, что этот молодой человек не превратится в психопата.

— Что известно братьям Николик?

— Ничего. В смысле, о нас. С ними встречался только я, а я представлялся другим именем, и им меня не выследить. Они думают, что убийство как-то связано с траффикингом.

— Что произойдет с братьями Николик после убийства?

— Они незамедлительно покинут Швецию, — ответил Нюстрём. — Как и в случае с Бьёрком. Если полицейское расследование не даст результатов, они смогут через несколько недель потихоньку вернуться.

— А план?

— Сицилийская модель. Они просто подходят к Блумквисту, разряжают обойму и исчезают.

— Оружие?

— У них автоматическое оружие. Какого типа, я не знаю.

— Надеюсь, они не собираются замочить весь ресторан…

— Не волнуйтесь. Они хладнокровны и знают, что делают. Но если Бергер будет сидеть за одним столиком с Блумквистом…

Collateral damage.

— Послушайте, — сказал Клинтон. — Важно, чтобы Ваденшё не узнал о том, что мы имеем к этому отношение. Особенно если жертвой окажется еще и Эрика Бергер. Он уже и так напряжен до предела. Боюсь, что когда все закончится, нам придется отправить его на пенсию.

Нюстрём кивнул.

— Соответственно, получив известие об убийстве Блумквиста, мы должны разыграть спектакль. Мы созовем кризисное совещание и будем делать вид, что поражены развитием событий. Станем обсуждать, кто может за этим стоять, не говоря ни слова о наркотиках, пока их не обнаружит полиция.

С «Той, с ТВ-4» Микаэль Блумквист расстался около пяти часов. Всю вторую половину дня они посвятили рассмотрению неясных моментов материала, а потом у Микаэля взяли длинное интервью под запись.

Ему задали вопрос, на который он затруднился вразумительно ответить, и им пришлось несколько раз переписывать его реплику.

Как могло произойти, что сотрудники шведского государственного ведомства дошли до совершения убийств?

Микаэль долго раздумывал над этим вопросом еще до того, как «Та, с ТВ-4» его задала. «Секция», вероятно, рассматривала Залаченко как исключительную угрозу, но такой ответ его все же не удовлетворял. Ответ, который Микаэль в конце концов дал, тоже не казался ему исчерпывающим.

— Единственное разумное, на мой взгляд, объяснение заключается в том, что «Секция» с годами выродилась в некую секту, в полном смысле этого слова. Они превратились в своего рода Кнатби или пастора Джима Джонса, что-то в этом роде, и живут по собственным законам, в которых такие понятия, как «правильное» и «неправильное», утратили привычный смысл, а сами эти люди в результате, похоже, полностью оторвались от нормального общества.

— Это похоже на некое психическое заболевание?

— Такое описание, пожалуй, недалеко от истины.

Микаэль доехал на метро до Шлюза и обнаружил, что в «Котелок Самира» идти еще рано. Он ощущал беспокойство, но вместе с тем ему казалось, что в жизни вдруг все опять встало на свои места. Только после того, как Эрика Бергер вернулась в «Миллениум», он понял, как катастрофически ему ее недоставало. К тому же ее возвращение к рулю не привело к каким-либо внутренним конфликтам из-за того, что Малин Эрикссон пришлось перейти обратно на должность ответственного секретаря редакции. Напротив, Малин безумно обрадовалась тому, что в жизни (как она выразилась) опять воцарился порядок.

Возвращение Эрики также открыло всем глаза на то, насколько им в последние месяцы не хватало сотрудников. Эрика с огромным энтузиазмом снова приступила к своим обязанностям в «Миллениуме», и им с Малин Эрикссон удалось справиться с частью возникших организационных трудностей. Они также провели собрание редакции, на котором было решено, что «Миллениуму» необходимо увеличить штат на одного или, возможно, двух сотрудников. Правда, никто не имел представления, откуда взять на это деньги.

Под конец Микаэль купил газету и отправился пить кофе в кафе «Ява» на Хурнсгатан, чтобы убить оставшееся до встречи с Эрикой время.

Прокурор Рагнхильд Густавссон из Генеральной прокуратуры положила очки для чтения на стол и оглядела собравшихся в конференц-зале. Ей было пятьдесят восемь лет, на ее лице отчетливо виднелись морщины, щеки напоминали яблоки, а коротко стриженные волосы тронуло сединой. Она уже двадцать пять лет была прокурором, а в Генеральной прокуратуре работала с начала 90-х годов.

Прошло всего три недели с тех пор, как ее внезапно вызвали в кабинет генерального прокурора для встречи с Торстеном Эдклинтом. В тот день она собиралась закончить несколько рутинных дел и отправиться в шестинедельный отпуск на дачу, на остров Хюсарё. Вместо этого ей поручили вести следствие против группы представителей властной структуры, проходивших под именем «Секция». Все планы на отпуск пришлось отложить. Ей сообщили, что в обозримом будущем это должно стать ее главным заданием и что ей предоставляется почти полная свобода действий в организации рабочего процесса и принятии необходимых решений.

— Это станет одним из самых сенсационных расследований в истории Швеции, — сказал генеральный прокурор.

Рагнхильд Густавссон была склонна с ним согласиться.

С нарастающим изумлением она слушала, как Торстен Эдклинт кратко излагал суть дела и ход расследования, проведенного им по заданию премьер-министра. Расследование было еще не закончено, но он посчитал, что продвинулся достаточно далеко и уже необходимо представить дело прокурору.

Для начала она обобщила переданный Торстеном Эдклинтом материал. Когда масштаб правонарушений начал проясняться, она осознала, что все принятые ею решения будут в дальнейшем обсуждаться в книгах по истории. С этого момента она каждую свободную минуту посвящала попыткам разобраться в грандиозном перечне преступлений, которыми ей предстояло заниматься. Для шведской правовой истории дело было совершенно уникальным, и, поскольку речь шла о раскрытии преступной деятельности, продолжавшейся как минимум тридцать лет, Рагнхильд Густавссон посчитала, что ей необходимо организовать работу особым образом. Ей вспомнились итальянские государственные следователи, которым в 70-х и 80-х годах приходилось вести дела против мафии почти подпольно. Она понимала, почему Эдклинт был вынужден собирать материал втайне, не зная, кому может доверять.

Первым делом она привлекла к работе троих сотрудников Генеральной прокуратуры, которых знала уже много лет. Затем обратилась к известному историку, работавшему в Государственном совете по предупреждению преступности, за сведениями о том, как в течение десятилетий формировались ведомства по обеспечению государственной безопасности. И наконец, формальным руководителем расследования она назначила Монику Фигуэролу.