Клуб Мефисто - Герритсен Тесс

– Вот вам еще характеристика вполне осознанного поведения. Преступник не оставляет следов сексуальной активности. Если он и впрямь сексуальный маньяк, то ему удается отсрочивать семяизвержение ради собственной безопасности.

– А если он не сексуальный маньяк? – спросил Маркетт.

– Тогда я не до конца понимаю, что все это значит, – ответил Цукер. – Это расчленение жертвы, выставление напоказ частей тела. Свечи, меловой круг… – Он оглядел сидящих за столом. – Полагаю, мы все думаем одно и то же. Некий сатанинский обряд.

– Был сочельник, – прибавил Маркетт. – Святой вечер.

– И наш потрошитель объявляется вовсе не затем, чтобы чествовать Дающего Мир, – заметил Цукер. – Нет, он пытается взывать к князю тьмы.

– Там есть еще одна фотография, на которую вам стоит взглянуть, – заметила Джейн, указывая на пачку снимков, до которых у Цукера еще не дошли руки. – Там надпись – оставлена на стене. Выведена кровью жертвы.

Цукер нашел фотографию.

– Три перевернутых креста, – сказал он. – Наверняка какой-то сатанинский смысл. А это еще что за знаки, под крестами?

– Это слово.

– Что-то не разберу.

– Обратное изображение. Можно прочесть, если поднести зеркало.

Цукер вскинул брови:

– Вы ведь знаете, что обозначает зеркальное письмо, верно?

– Нет. А что оно обозначает?

– Когда дьявол заключает сделку, собираясь купить твою душу, договор составляется и подписывается зеркальным способом. – Насупившись, он снова взглянул на слово. – Так что там написано?

– Peccavi. Это по-латыни. Означает: «Я согрешил».

– Признание? – предположил Маркетт.

– Или бахвальство, – сказал Цукер. – Признание Сатане: «Я-де исполнил твою волю, повелитель». – Он оглядел разложенные на столе фотографии. – Очень бы хотелось встретиться с этим потрошителем в комнате допросов. Символизма здесь с избытком. Почему он именно так расположил части тела? Что означает кисть руки на блюде? И четыре прибора на столе?

– Четыре всадника из Апокалипсиса, – тихо сказала детектив Кассовиц. Это было одно из редких замечаний, сделанных ею за все время совещания.

– С чего вы взяли? – удивился Цукер.

– Мы же говорим о Сатане. О грехе. – Кассовиц откашлялась, стараясь придать голосу твердость. – Это библейская тема.

– Четыре столовых прибора могут означать и трех его незримых друзей, приглашенных на полуночное застолье, – предположила Джейн.

– Библейская тематика вас не убедила? – спросил Цукер.

– Я понимаю, что все здесь указывает на сатанизм, – ответила Джейн. – Ну, скажем… круг, свечи. Зеркальное письмо, перевернутые кресты. Похоже, преступник и хотел, чтобы мы пришли к такому заключению.

– Думаете, это инсценировка?

– Может, он хотел скрыть настоящую причину убийства Лори-Энн Такер.

– Тогда каковы же его мотивы? У нее были проблемы в личной жизни?

– Она разведена, бывший муж живет в Нью-Мексико. И расстались они как будто мирно. В Бостон она перебралась только три месяца назад. Других мужчин у нее вроде бы не было.

– А работа была?

– Я беседовала с ее начальником в Музее науки, – снова заговорила Ева Кассовиц. – Лори-Энн работала в сувенирной лавке. Ни с кем не ссорилась. Вела себя тихо-мирно.

– Мы это точно знаем? – переспросил Цукер.

Свой вопрос он адресовал Джейн, а не Кассовиц, выказав тем самым свое пренебрежение, отчего та вся зарделась. Еще один удар по ее и так уже уязвленному самолюбию.

– Детектив Кассовиц, кажется, только что сказала вам, что именно мы знаем, – ответила Джейн, поддерживая члена своей команды.

– Ладно, – сказал Цукер. – Тогда почему убили эту женщину? Зачем было обставлять все как бы под сатанинский обряд, если все иначе?

– Чтобы было интересней. И привлекало внимание.

Цукер усмехнулся:

– Как будто бы мы могли не обратить внимания!

– Не мы. Расчет был на того, кто имеет вес для преступника.

– Вы имеете в виду доктора О’Доннелл, верно?

– Как известно, убийца звонил О’Доннелл, хотя она уверяет, что ее тогда не было дома.

– Вы что же, ей не верите?

– Мы не можем это доказать, потому что она стерла все телефонные сообщения. А нам сказала – звонок-де был ошибочный.

– С чего вы взяли, что это неправда?

– Вы же знаете ее, так ведь?

Он посмотрел на Риццоли:

– Знаю, что у вас с ней были трения. И ее дружба с Уорреном Хойтом не дает вам покоя.

– Речь не о моих взаимоотношениях с О’Доннелл…

– Да нет, о них самых. Она поддерживает дружбу с человеком, который вас чуть не убил. И который спит и видит, как бы довести дело до конца.

Джейн подалась вперед, напрягшись всем телом.

– Оставьте это, доктор Цукер, – спокойно проговорила она.

Взглянув на нее, психиатр увидел в ее глазах нечто такое, что вынудило его пойти на попятную.

– Стало быть, вы подозреваете О’Доннелл? – уточнил он.

– Я ей не доверяю. Она телохранительница для преступников. Пообещайте ей кругленькую сумму, и она будет до хрипоты защищать в суде любого убийцу. Заявит, что у него, мол, наличествуют неврологические нарушения и он не может отвечать за свои поступки. Что его надо лечить, а не сажать.

– Блюстители правопорядка ее недолюбливают, доктор Цукер. Что ни говори, – добавил Маркетт.

– Послушайте, даже если б мы любили ее, – заметила Джейн, – вопросов у нас все равно не стало бы меньше. Зачем убийца звонил ей с места преступления? Почему ее не было дома? И почему она не признается, где была?

– Потому что знает: вы уже заранее настроены к ней враждебно.

«Она даже не подозревает, до какой степени враждебности она может меня довести».

– Детектив Риццоли, вы что, намекаете, будто доктор О’Доннелл как-то связана с этим преступлением?

– Нет. Но она способна играть на этом. Питаться этим. Так или иначе, а она вдохновительница.

– Как это?

– Знаете, кошка иногда убивает мышку и приносит ее хозяину домой в качестве своеобразного жертвоприношения. В знак привязанности.

– Так вы полагаете, наш убийца пытается произвести впечатление на О’Доннелл?

– Поэтому он и позвонил ей. Поэтому и обставил убийство так изощренно – чтобы привлечь ее внимание. А потом, чтобы его работу точно заметили, позвонил по девять-один-один. Ну а еще через пару-тройку часов, пока мы торчали на кухне, он позвонил в дом жертвы из телефона-автомата, чтобы проверить, там мы или нет. Этот тип всех нас приманил. Стражей порядка. И О’Доннелл.

– Неужели ей невдомек, в какой она опасности? – удивился Маркетт. – Надо же, привлечь к себе внимание убийцы!

– Похоже, ее это нисколько не пугает.

– Что же тогда может напугать такую дамочку?

– Маленький знак привязанности, который он, возможно, ей пришлет. Что-нибудь вроде дохлой мышки. – Джейн задумалась. – Не будем забывать. Кисть руки Лоры-Энн Такер мы так и не нашли.

Джейн думала об этой кисти даже на кухне, нарезая курицу для позднего ужина. Она поставила еду на стол, где уже, как обычно, сидел ее безукоризненно выглядящий муж, с засученными рукавами и с детской слюной на воротничке. Что может быть привлекательней, чем мужчина, терпеливо поглаживающий по спине свою отрыгивающую дочурку? Реджина громко рыгнула, и Габриэль рассмеялся. Как же это прекрасно! Когда все они вместе, в целости и сохранности.

Потом Джейн взглянула на порезанную курицу и вспомнила то, что лежало на другом блюде, на обеденном столе у другой женщины. И отодвинула тарелку в сторону.

«Мы все состоим из мяса. Как этот цыпленок. Как говядина».

– А я думал, ты голодна, – сказал Габриэль.

– Расхотелось что-то. Она перестала мне казаться аппетитной.

– Все из-за того дела?

– Хотела бы я перестать о нем думать.

– Я видел папки, которые ты сегодня принесла. Не удержался и просмотрел. Мне бы это тоже не давало покоя.

Джейн покачала головой:

– У тебя же, по-моему, отпуск. Зачем тебе разглядывать фотографии со вскрытия?

– Они лежали прямо здесь, на кухонном столе. – Он пересадил Реджину на детский стульчик. – Хочешь поговорить? Так выкладывай все, что думаешь. Если считаешь, это поможет.

Она посмотрела на Реджину, внимательно наблюдавшую за ними, и вдруг рассмеялась.

– Странно, когда она подрастет и будет все понимать, вот уж действительно интересные у нас могут получиться семейные разговоры. Ну что, дорогая, сколько обезглавленных трупов ты видела сегодня?

– Она еще ничего не понимает. Так что рассказывай.

Джейн встала и направилась к холодильнику. Достала бутылку светлого пива и хлопнула пробкой.

– Джейн!

– Тебе действительно хочется знать подробности?

– Я хочу знать, что тебя так беспокоит.

– Ты же видел фотографии. И знаешь, что меня беспокоит. – Джейн снова села и глотнула пива. – Иногда, – спокойно продолжала она, глядя на запотевшую бутылку, – я думаю, какое безрассудство заводить детей. Любить их, воспитывать. А потом смотреть, как они вступают в мир, где их ждут страдания. И встречаются такие типы, как…