Клуб Мефисто - Герритсен Тесс

– Или он попросту затеял с нами игру, – предположил Фрост. – Рисует всякие странные знаки. И пользуется странными пигментами. Вроде как хочет заморочить нам голову.

Джейн продолжала разглядывать карту. И думала о знаке на двери черного хода в доме Энтони Сансоне. Уджат, всевидящее око. Она посмотрела на Фроста.

– Египет находится как раз к югу от Кипра.

– Вспомнила о глазе Гора?

– А это еще что? – спросила Эрин.

– Знак, оставленный на месте преступления в Бикон-Хилле, – пояснила Джейн. – Гор – древнеегипетский бог солнца.

– Сатанинский символ?

– Пока неизвестно, какой смысл в него вкладывает преступник, – сказал Фрост. – Каждый думает по-своему. Что он сатанист. Или любитель истории. Или всего-то навсего сумасшедший.

Эрин кивнула:

– Что-то вроде Сына Сэма[12]. Помню, полиция потратила уйму времени, выясняя, кто он такой, этот таинственный Сэм. А оказалось, что это всего лишь слуховая галлюцинация убийцы. Говорящая собака.

Джейн закрыла папку.

– Знаете, я очень надеюсь, что наш преступник тоже полоумный.

– Почему же? – поинтересовалась Эрин.

– Потому что куда страшнее, если это не так. Если он совершенно в здравом уме.

Джейн и Фрост сели в машину лишь после того, как прогрелся двигатель, а дефростер прояснил запотевшее лобовое стекло. «Вот если бы так же просто можно было расчистить туман вокруг убийцы, – подумала Джейн. – Никак не могу составить себе его портрет. Представить, как он выглядит. Кто он – мистификатор? Художник? Историк? Я знаю только, что он живодер».

Фрост надавил на газ, и они тронулись в путь – на сей раз гораздо медленнее обычного, поскольку обледенелая дорога была скользкой. Небо совсем расчистилось, и температура воздуха упала – нынешний вечер обещал быть самым холодным за всю зиму. В такое время лучше всего сидеть дома и уплетать теплое жаркое. Сегодня, надеялась она, зло вряд ли выберется на улицы.

Фрост поехал по Коламбус-авеню на восток, в сторону Бикон-Хилла: они с Джейн собирались еще разок осмотреть место преступления. В салоне наконец стало совсем тепло, и Джейн до смерти не хотелось снова выходить наружу, где свирепствовал ветер. И идти на задний двор дома Сансоне, где остались замерзшие следы крови.

Заметив, что машина приближается к Массачусетс-авеню, Джейн попросила:

– Сверни-ка направо!

– А мы разве не к Сансоне едем?

– Сверни, пожалуйста.

– Как скажешь. – Фрост повернул направо.

– Вот так и езжай. До Олбани-стрит.

– К судмедэкспертам, что ли?

– Нет.

– Тогда куда?

– Тут недалеко. В паре кварталов. – Джейн оглядывалась на номера домов, мимо которых они проезжали, и вдруг сказала: – Стой! Приехали.

Она глянула на другую сторону улицы.

Фрост притормозил у края тротуара и уставился на Джейн.

– «Кинкос»?[13]

– У меня здесь отец работает. – Она взглянула на часы. – Так, сейчас около полудня.

– И что будем делать?

– Ждать.

– Фу ты, Риццоли! Ты это из-за матери?

– Эта история портит мне всю жизнь.

– Твои предки поссорились. Что ж, бывает.

– Погоди, вот поселится твоя мать у тебя. Представляю, как это понравится Элис.

– Я уверен: все это скоро кончится и твоя мама вернется к себе.

– Если все дело в другой женщине – нет. – Она вдруг выпрямилась. – А вот и он.

Фрэнк Риццоли появился из-за дверей «Кинкоса», застегивая куртку на молнию. Посмотрел на небо, заметно вздрогнул и выдохнул облако пара, тут же побелевшее на холоде.

– Похоже, собрался на обеденный перерыв, – заметил Фрост. – Ну и что из этого?

– А вот что, – тихо проговорила Джейн. – Вот что из этого.

Тут из дверей вышла какая-то женщина. Пышноволосая блондинка в черной кожаной куртке и голубых джинсах в обтяжку. Фрэнк улыбнулся и обхватил ее рукой за талию. И так, в обнимку, они направились по улице в противоположную от Джейн и Фроста сторону.

– Черт возьми! – выругалась Джейн. – Выходит, все правда!

– Знаешь, по-моему, нам пора ехать…

– Ты только погляди на них. Только погляди!

Фрост включил двигатель.

– На самом деле и я бы не отказался перекусить. Может, поедем…

Джейн открыла дверь и выскочила из машины.

– Ой, Риццоли! Брось!

Она рванула через улицу и двинулась по тротуару вслед за отцом.

– Эй! – крикнула она. – Эй!

Фрэнк остановился, и его рука непроизвольно соскользнула с талии спутницы. Повернулся и, разинув от удивления рот, уставился на приближавшуюся дочь. А блондинка все еще обнимала Фрэнка, несмотря на его тщетные попытки высвободиться. Издалека женщина и правда казалась эффектной, но, подойдя ближе, Джейн заметила расходившиеся от уголков ее глаз глубокие морщины – их было не скрыть никакой косметикой; к тому же от нее разило табаком. И Фрэнк положил глаз на эту толстозадую, волосатую потаскуху? Ну вылитая сучка золотого ретривера!

– Джени, – начал Фрэнк, – сейчас не время…

– А когда оно придет, это время?

– Я позвоню, ладно? Вечером обо всем и поговорим.

– Фрэнки, дорогой, что происходит? – удивилась блондинка.

«Не смей называть его Фрэнки!»

Джейн уставилась на женщину:

– А тебя как зовут?

Блондинка вздернула подбородок:

– А ты кто такая?

– Отвечай, черт бы тебя побрал!

– Ну давай, заставь меня! – Блондинка посмотрела на Фрэнка. – Это еще кто, черт возьми?

Фрэнк схватился рукой за голову и простонал, словно от боли:

– О боже!

– Бостонская полиция, – объявила Джейн. И, достав полицейский жетон, сунула его блондинке в лицо. – А теперь назови свое имя.

Блондинка даже не взглянула на удостоверение: она не могла оторвать испуганных глаз от Джейн.

– Сэнди, – пролепетала она.

– Фамилия?

– Хаффингтон.

– Удостоверение личности! – потребовала Джейн.

– Джени, – обратился к ней отец, – брось ты это!

Сэнди безропотно достала бумажник и показала свои водительские права.

– А что мы такого сделали? – Она подозрительно взглянула на Фрэнка. – Что ты натворил?

– Чушь какая-то! – только и выговорил он.

– И когда эта чушь прекратится, а? – наседала на него Джейн. – Когда же ты наконец образумишься?

– Не твое собачье дело.

– Да неужели! Она сейчас сидит в моей квартире и, наверно, слезами обливается. И все потому, что твоя проклятая ширинка нараспашку.

– Она? – снова удивилась Сэнди. – О ком речь?

– И после тридцати семи лет совместной жизни ты променял ее на эту потаскуху?

– Ничего ты не понимаешь, – стоял на своем Фрэнк.

– О, я прекрасно все понимаю.

– Ты даже представить не можешь. Вкалываю всю жизнь как проклятый, белого света не вижу. А кто-то только стряпать и умеет. Мне уже шестьдесят один год – и что я имею? По-твоему, нельзя хоть раз в жизни порадоваться?

– Думаешь, у мамы много радостей?

– Это уже ее трудности.

– И мои тоже.

– Да, только я здесь ни при чем.

– Ой, – снова заговорила Сэнди, – так это твоя дочь? – Она посмотрела на Джейн. – Ты же сказала, что ты коп.

Фрэнк вздохнул:

– Да, она у нас коп.

– А ты знаешь, что ты разбил ей сердце? – продолжала Джейн. – Или тебе все равно?

– А как насчет моего сердца? – вмешалась Сэнди.

Джейн даже не обратила внимания на блондинку: она глядела на Фрэнка в упор.

– Я не узнаю тебя, папа. Раньше я тебя уважала. А теперь – посмотри на себя! Какой ты жалкий, просто ужас! Стоило этой белобрысой потаскушке повертеть задом, и ты, как тот глупый кобель, повел носом. Вперед, папа, трахайся!

Фрэнк пригрозил ей пальцем:

– Ну я тебе покажу!

– Думаешь, эта шлюха позаботится о тебе, когда ты заболеешь и сляжешь, а? Думаешь, станет нянчиться с тобой? Господи, да она хоть готовить умеет?

– Да как ты смеешь! – возмутилась Сэнди. – Меня жетоном не запугаешь!

– Мама простит тебя, пап. Точно знаю. Поговори с ней.

– Твои действия противозаконны, – всполошилась Сэнди. – Это чистое насилие! Полицейский произвол!

– Сейчас я тебе покажу, что такое полицейский произвол, – рявкнула в ответ Джейн. – Если ты будешь продолжать давить на меня.

– И что ты сделаешь, арестуешь меня? – вдруг стала наседать на нее Сэнди, сузив глаза до обрамленных тушью щелочек. – А ну, давай! – Блондинка изо всех сил ткнула пальцем в грудь Джейн. – Попробуй!

Дальше последовало непроизвольное действие. Джейн среагировала мгновенно, не задумываясь. Она схватила Сэнди за запястье и вывернула ей руку. Сквозь шум в ушах от притока крови она услышала, как Сэнди застонала, ругаясь. И как отец воскликнул:

– Прекрати! Ради бога, перестань!

Дальше Джейн действовала чисто машинально: она пихнула Сэнди со всей силы, та тут же упала на колени – так Риццоли обычно обращалась с преступниками. Только на этот раз ею руководила настоящая ярость, заставлявшая Джейн сильнее выкручивать руки, стремиться причинить боль этой женщине. Унизить ее.

– Риццоли! Господи, Риццоли, хватит!