Клуб патриотов - Райх Кристофер

Болден остановился и, взяв обе руки Дженни в свои, повернулся к ней:

— Мне тоже здесь очень нравится. Но ты же знаешь меня… Я предпочитаю держаться на расстоянии. Просто не хочу слишком сближаться с ними, со всеми этими напыщенными ничтожествами: с ними сойдешься, и сам таким станешь. Проглотят и не подавятся.

Запрокинув голову, Дженни рассмеялась:

— Они же твои друзья!

— Деловые партнеры — да. Коллеги — может быть. Но друзья? Что-то я не припомню, чтобы меня заваливали приглашениями отобедать дома у этих моих друзей. Хотя все может измениться после тех взглядов, которые, как я сегодня заметил, бросала на тебя парочка мерзавцев.

— Ты ревнуешь?

— Вот именно.

— Не верю! — Улыбка Дженни обезоруживала.

Высокая и светловолосая, со спортивной фигурой, она лучше всех делала бросок с разворотом из положения спиной к корзине — так называемый «скай-хук», который придумал знаменитый баскетболист Карим Абдуль-Джаббар. У нее было открытое честное лицо, и она любила пристально разглядывать собеседника, время от времени усмехаясь. Дженни преподавала в седьмом, восьмом и девятом классах спецшколы в Гринвич-Виллидж и любила говорить, что ее школа очень похожа на школу из книжки «Домик в прерии», — все ученики сидят в одном классе. Разница лишь в том, что ее детки были из тех, кого принято называть трудными подростками. Мальчишки и девчонки, исключенные из обычных школ, отбывали с Дженни — пока не исправятся — что-то вроде тюремного заключения, а затем их распределяли обратно по школам, если те соглашались их принять. Это была странная компания: уличные торговцы наркотиками, воры, карманники, проститутки, и все не старше пятнадцати. Она была скорее не учительницей, а укротительницей тигров.

— Кстати, обед давно закончился, — как бы между прочим заметила Дженни, — а ты до сих пор в галстуке.

— Правда? — Рука Болдена метнулась к шее. — Ну вот, началось. Уже заглатывают. Скоро дойдет до того, что я стану носить розовые рубашки и белые кожаные туфли, а в гимнастический зал — обтягивающие черные лосины. Начну слушать оперу и разглагольствовать по поводу вин. Может, даже вступлю в какой-нибудь загородный клуб.

— А что в этом плохого? Нашим детям понравилось бы.

— Детям?! — Болден в ужасе уставился на нее. — И ты туда же! Я погиб.

Какое-то время они шли молча. Дженни склонила голову к нему на плечо, и их пальцы переплелись. Болден скользнул взглядом по отражению в витрине. Вряд ли он для нее пара: шея слишком толстая, челюсть слишком широкая, на висках появились залысины. Правда, остальные волосы еще густые, но уже начала пробиваться седина. Волосы он стриг коротко. В его профессии тридцать два — это определенно не юный возраст. Строгое лицо, пристальный взгляд карих глаз. От прямоты этого взгляда иные поеживались. Тонкие, суровые губы. Ямка на подбородке. В общем, весь его вид говорил, что он справится с любыми обстоятельствами. Надежный человек. Хорошо, если такой окажется рядом в трудную минуту. Смокинг, как ни странно, смотрелся на нем естественно. А тот факт, что он и сам чувствовал себя в нем естественно, его даже пугал. Болден тут же сорвал с себя галстук-бабочку и сунул в карман.

Житель Нью-Йорка, — мысленно усмехнулся он. — Мистер Большая Шишка, чей путь в сортир отмечен серебряной тарелкой.

Нет, это не про него.

Он всего лишь Том Болден, парень со Среднего Запада, — ни титула, ни породы, никаких иллюзий. Мать ушла, когда ему исполнилось шесть. А отца он сроду не знал. Рос на попечении штата Иллинойс. Жизнь заставила поменять столько приемных семей, что и не сосчитать. Окончил самую паршивую в Иллинойсе школу для трудновоспитуемых и в семнадцать стал преступником. Суд признал его виновным. Об этом даже Дженни не догадывалась.

Так они и шли рука об руку по Уолл-стрит. Миновали дом номер двадцать три, известный как «Дом Моргана» с тех самых пор, как Дж. П. Морган и его сын стали самыми влиятельными банкирами в мире. В метре от входа в 1920 году анархисты взорвали бомбу, убив три десятка служащих и прохожих и перевернув припаркованный «форд». Щербины от шрапнели в стене так и не заделали, они были видны и сейчас. На другой стороне улицы раскинулась Нью-Йоркская фондовая биржа: верх коринфских колон прикрыт огромным американским флагом. Настоящий храм капитализма — не меньше. Справа крутые ступеньки вели в Федерал-холл, где раньше, когда столица находилась в Нью-Йорке, заседало правительство.