Притворись, что не видишь ее - Кларк Мэри Хиггинс

* * *

Четырехчасовая программа Тома Линча состояла из подборки новостей, интервью и довольно веселых скетчей. Программа шла по будням с двенадцати до четырех часов дня, его гостями были и политические фигуры, и писатели, и заезжие звезды.

По утрам перед программой он чаще всего сидел у себя в кабинете на радиостанции и искал в Интернете что-нибудь интересное или читал газеты и журналы, подбирая темы для разговора.

В понедельник утром после показа «Король и я» он отметил, что все выходные не переставал думать об Алисе Кэрролл. Не раз он решался позвонить ей, но опускал трубку еще до гудка.

Он то и дело напоминал себе, что уже на следующей неделе снова увидится с ней в спортклубе, там можно будет как бы невзначай предложить ей поужинать вместе или сходить в кино. Если договориться о встрече по телефону, это будет выглядеть как свидание, и тогда будет неловко, если он не пригласит ее снова, или, если она откажет, неловко будет глядеть при встрече друг другу в глаза.

Его друзья вечно подшучивали над ним. А один недавно сказал:

— Том, ты, конечно, славный малый, но девушки — они такие: не позвонишь им, не напомнишь о себе, так и позабудут.

Вспомнив этот разговор, Том пришел к выводу, что, если он не позвонит Алисе Кэрролл после нескольких свиданий, она благополучно забудет о нем.

Есть в ней некое таинство, подумал он и проверил время. До эфира остался всего час. О себе она особо не распространялась, и что-то ему подсказывало: она не желала расспросов. В тот день, когда в спортбаре они пили кофе, он заговорил о переезде в Миннеаполис, и Алисе это пришлось не по душе. А в пятницу вечером, когда заиграла увертюра к спектаклю «Король и я», она чуть не расплакалась.

Некоторые девушки нервничают, если им уделяют мало внимания на вечеринке. Напротив, Алиса Кэрролл ничуть не смутилась оттого, что он был вечно занят. И в театр она пошла в дорогой одежде. Этого только дурак бы не заметил.

Он краем уха слышал, как Алиса сказала Кейт, что смотрела «Король и я» уже три раза. Еще она мимоходом упоминала «Возлюбленного».

Дорогие наряды. Она ездит из Хартфорда в Нью-Йорк, чтобы сходить в театр. Ассистенту врача такие расходы точно не по карману.

Том пожал плечами и потянулся к телефону. Ничего не выйдет. Вопросы означали, что она ему просто интересна, а на самом деле он думал о ней все выходные напролет. Он хотел позвонить Алисе и пригласить ее вечером на ужин. Хотел увидеть ее. Он взял трубку, набрал номер и стал ждать. После четырех гудков включился автоответчик. Ее голос, тихий и приятный, произнес: «Вы позвонили по номеру 555-1247, пожалуйста, оставьте ваше сообщение, и я перезвоню».

Том помедлил и повесил трубку, решив, что позвонит позже. А совсем не по себе ему стало, когда он поймал себя на том, что расстроился, когда не смог поговорить с ней.

25

В понедельник утром Сэнди Саварано вылетел рейсом № 1703 из нью-йоркского аэропорта Ла Гардиа до международного аэропорта Миннеаполиса и Сент-Пола.

Из Коста-Рики, где Сэнди жил, он тоже летел первым классом. Соседи знали его как Чарльза Остина, преуспевающего американского бизнесмена, который двумя годами ранее продал свою компанию и в сорок лет вышел на пенсию, чтобы насладиться прелестями тропической жизни.

Его двадцатичетырехлетняя супруга подвезла его до аэропорта в Коста-Рике и взяла с него слово, что он скоро вернется.

— Ты ведь вроде как отошел от дел, — сказала она, очаровательно выпячивая губки для прощального поцелуя.

— Что не означает отказа от денег, — ответил ей он.

Так он отвечал ей вот уже два года, после того как инсценировал собственную смерть.

— Чудесно летать в такую погоду.

Голос принадлежал молоденькой дамочке, сидевшей с ним рядом. Она чем-то напомнила ему Лейси Фаррелл. Ничего удивительного, ведь именно из-за Фаррелл ему сейчас приходится лететь в Миннеаполис. «Фаррелл единственная способна связать меня с убийством, а значит, должна умереть, — думал Саварано. — Ждать ей осталось недолго».

— Согласен, — коротко ответил он.

Он с удивлением отметил, что дамочка смотрит на него с интересом. Женщины всегда находили его привлекательным. Доктор Иван Енкель, русский иммигрант, подаривший ему новое лицо, был, без сомнений, настоящим гением. Нос стал тоньше, исчезла шишка, оставшаяся после того, как з исправительной колонии ему в драке сломали переносицу. Массивный подбородок обрел форму, уши уменьшились и теперь аккуратно прилегали к голове. Кустистые брови стали тоньше. Енкель подтянул обвисшие веки и убрал синяки под глазами.