И колыбель упадет - Кларк Мэри Хиггинс

— Да.

— Мисс Берне дома? — спросила Кэти. — Это миссис Демайо из прокуратуры.

— Кэти!

Теперь она узнала голос. Это был Чарли Наджент.

— Рад, что Скотт связался с тобой. Можешь приехать прямо сейчас?

— Приехать? — Боясь услышать ответ, Кэти спросила: — Что вы делаете в квартире Эдны Берне?

— Разве ты не знаешь? Она умерла, Кэти. Упала — или ее толкнули — на радиатор. Голова расколота. — Он понизил голос. — В последний раз ее видели живой вчера вечером около восьми. Соседка у нее была. — Голос снизился до шепота. — И слышала, как она звонила мужу Венджи Льюис. Эдна Берне сказала Крису Льюису, что поговорит с полицией о смерти Венджи.

26

Допив вторую порцию виски, он пошел на кухню и открыл холодильник. Он не велел Хильде ничего готовить на этот вечер, но вручил ей большой список покупок. Одобрительно кивнул, увидев пополнение в мясном ящике: филе из куриных грудок, бифштекс из вырезки, отбивные из молодой баранины. В овощном отделении лежали свежая спаржа, помидоры и кресс-салат. В сырнице — «бри» и «ярлсберг». Сегодня он будет есть бараньи отбивные, спаржу и кресс-салат.

Эмоциональное напряжение всегда вызывало у него голод. В ночь, когда умерла Клэр, он вышел из больницы с видом убитого горем мужа и отправился в тихий ресторанчик в двух кварталах, где наелся до отвала. Потом побрел домой, пряча острое чувство довольства жизнью под понуростью страдающего вдовца. Ему удалось обмануть друзей, ожидавших его, чтобы утешить и выразить соболезнования.

— Где ты был, Эдгар? Мы волновались.

— Не знаю. Не помню. Просто ходил.

То же повторилось и после смерти Уинифред. Он оставил ее родственников и друзей возле кладбища и отказался от приглашений на ужин. «Нет. Нет. Мне надо побыть одному». Он вернулся домой, выждал, чтобы ответить на несколько телефонных звонков, потом связался со службой ответов на звонки. «Если кто-нибудь будет звонить, пожалуйста, объясните, что я отдыхаю и перезвоню всем потом».

Затем сел в машину и поехал в Нью-Йорк, в «Карлайл». Попросил столик в тихом углу и сделал заказ. В середине трапезы он поднял глаза и в другом конце зала увидел Глена Никерсона, кузена Уинифред, школьного тренера по атлетике, который до его появления был наследником Уинифред. Дешевый темно-синий костюм с черным галстуком, в котором Глен пришел на похороны, плохо сидел на нем и явно был куплен специально по этому случаю. Обычно он носил спортивные куртки, свободные брюки и мягкие кожаные ботинки.

Никерсон определенно наблюдал за ним, поскольку с насмешливой улыбкой поднял бокал. С тем же успехом он мог прокричать вслух: «За скорбящего вдовца».

Он сделал то, что нужно: невозмутимо подошел к Никерсону и приветливо сказал:

— Глен, почему ты не сел ко мне, когда увидел, что я здесь? Я не знал, что ты ходишь в «Карлайл». Мы очень любили тут ужинать. Здесь и обручились — разве Уинифред тебе не рассказывала? Я не иудей, но один из самых красивых обычаев в этом странном мире — иудейский, когда после смерти близкого семья собирается и ест яйца, символизирующие непрерывность жизни. Я здесь, чтобы тихо отпраздновать непрерывность любви.

Глен уставился на него с каменным лицом. Потом встал и попросил счет.

— Я восхищаюсь твоей способностью к философствованию, Эдгар, — сказал он. — Нет. Я не имею обыкновения ужинать в «Карлайле». Я просто последовал за тобой. Решил к тебе зайти и подъехал к твоему дому, как раз когда твоя машина выезжала. Мне показалось, что интересно будет за тобой проследить. И я не ошибся.

Он повернулся спиной к Глену, с достоинством вернулся за столик и больше не смотрел в его сторону. Через несколько минут он увидел, как Глен выходит из зала.

На следующей неделе Алан Ливайн, лечащий врач Уинифред, с негодованием рассказал ему, что Глен попросил показать ее медицинскую карту.

— Я вышвырнул его из кабинета, — горячо произнес Алан. — Я сказал ему, что у Уинифред развились классические симптомы стенокардии и что лучше бы он поинтересовался текущей статистикой количества сердечных приступов у женщин, переваливших за пятьдесят. Тем не менее, у него хватило наглости обратиться в полицию. Мне позвонили из прокуратуры и чрезвычайно многословно поинтересовались, можно ли стимулировать болезнь сердца. Я ответил, что сегодняшняя жизнь сама по себе может стимулировать болезнь сердца. Они тут же пошли на попятный и сказали, что, по всей видимости, родственник, который лишился наследства, пытается затеять дело.