Последний оракул - Роллинс Джеймс

Позади него раздался басовитый голос.

— Где Елена? — прогудел Ковальски.

Грей видел, как, пройдя сквозь узкий коридор, она исчезла внутри ангара, и покачал головой.

Ковальски оглядел боковую стену ангара.

— Сбросив якорь на этого мерзавца, она оставила меня, сказав, что идет сюда, чтобы помочь.

Грей отвернулся.

— Она пошла умирать.

Николай лежал на спине, его ноги были придавлены грудой стальных прутьев весом в полтонны. Сквозь туман мучительной боли до его слуха донеслись приближающиеся шаги. Он повернул голову. Над ним склони лось лицо Елены.

Глаза Николая наполнила мука более сильная, нежели от боли из-за сломанных костей.

— О, милая, зачем ты сюда пришла? Женщина опустилась на пол рядом с ним. Ее рубашка пропиталась кровью.

— Любовь моя...— проговорил Николай одновременно с горечью и радостью.

Он поднял руку, и Елена скользнула в его объятия. Когда последний луч солнца, проникавший в ангар снаружи, погас, он прижимал ее к себе и нежно, как ребенка, баюкал.

Властный стук стали о бетон возвестил о том, что Укрытие закончило движение. Секундой позже в дальнем его конце ухнуло, и послышался звук, как будто что-то крошится. Фугасные заряды сработали, как и было запланировано, но новый саркофаг уже был запечатан, и находящимся снаружи ничего не угрожало.

Николаю повезло меньше.

Он окинул взглядом освещенное пространство. Стены были покрыты толстым слоем поликарбоната, предназначенного для того, чтобы отражать радиацию и сохранять ее внутри.

Это уже не имело ровным счетом никакого значения, но Николай посмотрел на дозиметрический значок, приколотый к нагрудному карману пиджака. Когда он прицепил его сегодня утром, поверхность значка была девственно белой. Теперь она стала угольно-черной.

Николай обнял Елену второй рукой и крепче прижал к себе.

— Почему? — спросил он.

В одно это слово уместилось множество вопросов. Почему Елена предала его? Николай знал, что это было так, иначе его план не был бы сорван. И еще: почему она пришла сюда?

Елена не ответила. Он отодвинулся и увидел, что глаза ее остекленели.

Мертва.

И он — тоже.

Живой мертвец.

Он знал, какой конец его ожидает. Всю жизнь он профессионально изучал подобное. Его смерть будет столь же мучительной, сколь и унизительной.

Когда он снова прижал Елену к себе, что-то выскользнуло из ее руки и упало ему на ногу. Он протянул руку и взял последний подарок Елены.

Его пистолет.

Должно быть, она подобрала его с пола. Так вот зачем она пришла.

Чтобы попрощаться и предложить ему путь избавления, которым они должны были пройти вместе.

Он прильнул к ней и в последний раз поцеловал ее холодные губы.

— Ты мое солнышко...

Она действительно была его солнцем.

Крепко прижимая любимую к груди, он поднес дуло пистолета к губам.

И обрел избавление.

7 сентября, 11 часов 00 минут

Южноуральские горы

С винтовкой на плече Монк преодолевал последний отрезок дороги. Впереди к гранитному склону скалы прилепился рудничный комплекс. Металлические наземные постройки и старая электростанция окислились. С крыш и водосточных желобов свисали сосульки ржавчины, окна были выбиты или висели на одной петле, изуродованный коррозией инструмент — лопаты, кирки, тачки — валялся там, где его бросили десятилетия назад.

На утесах виднелись старые насыпи пустой и отработанной породы. Среди этих каменных нагромождений возвышалось погрузочно-разгру-зочное устройство со стрелой крана, подъемником и желобами для выгрузки руды.

Припадая на раненую ногу, которую он наспех забинтовал, Монк шел вперед и удивлялся, откуда ему известно так много о горном деле. Может, его семья занималась...

Внезапно в его мозгу один за другим стали мыльными пузырями возникать и лопаться образы.

Пожилой мужчина в комбинезоне, покрытом угольной пылью... тот же мужчина в гробу... плачущая женщина...

Волна острой боли, пронзившей мозг, смыла образы, эти мерцающие остатки его памяти.

Моргнув, он повел детей и Марту сквозь лабиринт конвейерных лент, вагонеток для руды и разгрузочных желобов по направлению к их цели. Старые рельсы тянулись к отверстию в склоне утеса. Это был главный вход в рудник.

Когда они подошли к нему, Монк обернулся.

Под ними лежало озеро Карачай. По его прикидкам получалось, что оно раскинулось на две мили в ширину и примерно на три — в длину. Он обшарил глазами лесистые горы по другую сторону озера, выискивая хоть какие-то приметы того, ради чего они затеяли это путешествие.

— Нужно торопиться! — напомнил ему Константин.

Монк кивнул. Старший мальчик шел между двумя малышами, Марта — за ними. Он повел их по направлению к отверстию.

Подойдя ближе, они натолкнулись на препятствие. Вход в рудник от пола до потолка закрывал большой деревянный барьер из скрепленных раствором толстых бревен.

Судя по виду построек и оборудования, находившегося снаружи, работы здесь не велись уже давным-давно. Однако на полу возле барьера Монк заметил кучку окурков и пустые водочные бутылки. Песчаный пол покрывали свежие следы, оставленные ботинками. Выходит, лежавший внизу рудник был не таким уж заброшенным, каким казался снаружи. Недавно кто-то устроил здесь перекур.

Монк оглянулся. На территории комплекса не было видно ни припаркованных грузовиков, ни следов от автомобильных покрышек. Значит, тот, кто здесь побывал, покинул территорию каким-то иным способом. Константин уже описал этот способ.

От этого горнорудного комплекса до Челябинска-88 под озером Карачай тянулся подземный железнодорожный тоннель. Работавшие на руднике, должно быть, выходили на поверхность на другой стороне.

Монк молился о том, чтобы не наткнуться на хозяев здешних подземелий.

Он подошел к стальному прямоугольнику, врезанному в бревенчатый барьер, и спросил:

— Что делать теперь? Постучать?

Константин наморщил лоб и тоже подошел к двери. Он поднял щеколду и толкнул дверь. Она легко открылась.

Монк нашарил винтовку, снял ее с плеча и направил на дверь.

— Предупреждать надо! — прошипел он.

— Сюда никто не ходит,— пояснил Константин.— Слишком опасно. Поэтому и замки не нужны. Дверь поставили только для того, чтобы тут не шастали медведи и волки.

— И беспризорные тигры,— пробормотал Монк.

Константин положил на пол рюкзак, выудил оттуда фонарик и передал его Монку, который тем временем снова повесил винтовку на плечо.

Нырнув в открывшийся проход, Монк оказался в главном тоннеле и включил фонарик. По обеим сторонам тоннеля, уходившего в глубь горы, возвышались массивные деревянные подпорки. Стальные рельсы уходили в темноту — туда, куда не дотягивался луч фонаря. Совсем рядом, за барьером, на рельсах стояли две вагонетки.

Вглядываясь в темноту, Монк заметил, что впереди от тоннеля отходят ответвления. Это подтвердило его предположение относительно того, что гора буквально изрыта тоннелями и шахтами. Неудивительно, что шахтеры, работающие в них сегодня, время от времени выползали из этого адского мрака, чтобы хоть ненадолго увидеть свет. Даже несмотря на соседство озера Карачай.

Когда они дошли до развилки, нужно было выбирать направление, и Монк осведомился у Константина:

— Куда теперь? Мальчик молчал. Монк повернулся к нему. Подросток пожал плечами.

— Понятия не имею. Я знаю только одно: нам нужно вниз. Монк вздохнул.

— Что ж, «вниз» — это тоже направление.

Держа фонарик в вытянутой руке, он начал спускаться.

Савина видела вокруг себя улыбающиеся лица. Старшие дети оживленно болтали, младшие бегали и возились, пытаясь потратить накопившуюся нервную энергию. Они составляли яркий контраст совсем маленьким, младше пяти лет, которые еще не созрели для установки импланта-та. Эти немногие вели себя тихо и держались особняком, демонстрируя различные стадии невылеченного аутизма. Они сидели молча, безучастно глядя в пространство и делая монотонные, однообразные движения.

Четверо учителей пытались навести порядок среди своих подопечных.

— Держитесь своих групп! Не разбегайтесь!

На рельсах за бронированными воротами Челябинска-88 их ожидал поезд. На нем дети предпримут короткую увеселительную прогулку. Младшим из детей иногда доставляли такое удовольствие, но сегодня предстояла прогулка в один конец. Поезд не вернется, навеки остановившись в центре операции «Сатурн».

Позади Савины на детей смотрело пустыми глазницами выбитых окон жилое здание советской эпохи. У учителей, несмотря на показную бодрость, был загнанный вид.

— Все взяли свои лекарства? — громко осведомилась дама начальственного вида.