Последний оракул - Роллинс Джеймс

Поэтому, чтобы защитить свое будущее потомство, Николай должен был обезопасить ее. Однако это было не единственным соображением, заставлявшим его заботиться о Елене. Даже перед самим собой он не мог отрицать, что эта женщина ему глубоко небезразлична. Его мать, конечно, назвала бы это слабостью, но Николай не мог идти наперекор своему сердцу.

Когда люк медленно опустился, Николай двинулся вперед.

— Елена! — позвал Грей из-за джипа.

Ответа не последовало. По крайней мере, от Елены.

— Пирс, я думаю, разговорами тут ничего не добьешься,— проговорил Ковальски, скрючившийся в нескольких шагах от Грея. Камуфляжная гимнастерка на его плече пропиталась кровью. К счастью, рана оказалась пустяковой.— Она психованная сука. Вот почему только эти психованные всегда так здорово стреляют?

— Не думаю, что она психованная,— откликнулся Грей. По крайней мере, ему хотелось верить в это.

Он видел, как женщина реагировала на сообщение о том, что Саша является биологической дочерью Николая. Ее реакция представляла собой смесь шока, нежелания верить и стремления защитить девочку. Между Еленой и Сашей существовала какая-то связь, нечто большее, чем псевдосестринская близость двух стимулированных индивидов женского пола.

Оставалось лишь надеяться на то, что он не ошибся.

— Саша пришла ко мне! — крикнул Грей.— Она разыскала меня. Именно она направляла нас, и, видимо, у нее была для этого причина.

Снова молчание. И наконец послышался негромкий голос:

— Как? Каким образом Саша направила вас сюда? Елена испытывала его.

Грей сделал глубокий вдох, а затем поднял автомат высоко в воздух и отбросил его в сторону.

— Пирс...— зашипел Ковальски.— Если вы думаете, что я тоже выброшу свое оружие, значит, вы такой же псих, как она.

Грей встал.

Автомат российского солдата тут же нацелился на него. Елена тоже поднялась и резким тоном отдала солдату какой-то приказ, видимо запретив ему стрелять. Она хотела побольше узнать о Саше. Двое русских укрывались за бетонными сваями. Пистолет Елены был направлен на Грея.

Он ответил на ее вопрос:

— Как направляла нас Саша? Она рисовала картинки. Сначала она привела к моему порогу цыган. Затем она нарисовала Тадж-Махал. Это толкнуло нас на поездку в Индию, где мы узнали о вашем подлинном наследии и истории. Вы должны спросить у самой себя: почему она это делала. Саша ведь особенная, не так ли?

Елена молча смотрела на него в упор своими темными глазами.

Грей истолковал это как согласие и продолжал говорить, пытаясь сделать все, чтобы Елена поверила в правдивость его слов и в искренность его самого.

— Зачем было направлять нас в Индию? Зачем было вообще втягивать нас во все это? И почему именно сейчас? Ведь должна же быть какая-то причина. Я думаю, Саша — сознательно или нет — пытается предотвратить то, что вы задумали.

Елена ни одним движением не дала понять, что знает, о чем идет речь, но Грей не отступал.

— Она вывела нас на эту дорогу, чтобы узнать ваше подлинное происхождение — от Дельфийского оракула, через цыган и до сегодняшнего дня. Мне кажется, ваша линия началась не просто так, а для того, например, чтобы выполнить великое предсказание, которому еще предстоит осуществиться.

— Какое предсказание?

Грей заметил, что в глазах женщины промелькнуло понимание и одновременно страх. Не терзают ли ее подсознание какие-то страшные воспоминания, доставшиеся по наследству от предков? Грей вспомнил мозаику, которую они обнаружили в греческом городе-крепости в Индии, огненную фигуру, поднимающуюся из омфала в клубах дыма. Торопясь, он рассказал Елене об изображениях на найденной ими мозаике и закончил словами:

— Эта фигура напоминала мальчика с огнем, горящим в глазах. Пистолет в руке Елены, хотя и был все так же направлен в грудь Грея, стал ходить ходуном. Грей услышал, как женщина пробормотала имя, похожее на «Питер».

— Кто такой Питер? — спросил он.

— Петр,— поправила его Елена.— Это брат Саши. Иногда ему снятся кошмары, и тогда он просыпается в слезах и говорит, что у него горят глаза. Но... но...

— Что? — давил на нее Грей. Несмотря на то что время неумолимо истекало, его терзало любопытство.

— Мы все просыпаемся одновременно с ним и буквально на мгновение видим, что Петр горит.— Она помотала головой.— Но его дар заключается в эмпатии. Он очень сильный эмпат. Мы списывали эти видения на всплески его дара, который способен влиять даже на окружающих. Так сказать, эмпатическое эхо.

— Это эхо непросто исходит от Петра,— вслух рассуждал Грей.— Это эхо из вашего прошлого, от самого начала.

Каким же будет конец? Грей смотрел на Елену.

— Вы не можете искренне желать того, что должно произойти. По крайней мере, Саша этого точно не хочет. Поэтому она привела меня сюда. Если бы она хотела, чтобы планы Николая осуществились, ей нужно было бы просто ничего не делать. Но она сделала. Она привела меня к вам, Елена. К вам. К этой самой минуте. У вас есть возможность либо помочь Саше, либо разрушить то, что она начала. Вам выбирать.

Елена приняла решение мгновенно. Возможно, оно было рождено огнем, пылавшим в ее мозгу. Она приподнялась на цыпочки и выстрелила. Русский солдат рухнул, мгновенно испустив дух.

Грей поспешна подошел к ней.

— Как мы остановим операцию «Уран»?

— Ее невозможно остановить,— ответила Елена немного удивленным голосом.

Возможно, у нее закружилась голова от внезапной смены ролей, а может, оттого, что она просто проснулась после долгого сна.

Елена протянула Грею свой пистолет, словно без слов зная, куда ему идти. Он уже проскользнул мимо нее и уходил прочь по проходу между колоссальными рельсами. Если она не знает, как остановить операцию «Уран», возможно, это известно Николаю.

— Вы должны торопиться,— проговорила Елена.— Но... может быть, я знаю, что нужно делать.

Она повернулась и посмотрела на заднюю сторону комплекса, куда изначально направлялся Николай.

Грей указал на мотоцикл. Хотя переднее колесо было прострелено, на нем можно было передвигаться все же быстрее, чем пешком.

— Ковальски. помоги ей.

— Но она подстрелила меня!

У Грея не было времени спорить. Он повернулся и побежал сквозь чащу бетонных свай. Вдалеке он увидел Николая. Хромая, тот подошел к широкой двери в массивной стальной стене и исчез в ее темном зеве.

Грей бежал вперед.

Оставалось шесть минут.

Он увидел, как стальная стена начала двигаться. Дверь закрывалась.

Они выбрались из тюрьмы, но что теперь?

Элизабет бежала за Розауро, а Лука с пистолетом прикрывал их сзади. Рядом с Элизабет, помогая себе тростью, с максимальной скоростью, на какую был способен, рысил Мастерсон. Она помогала старику, поддерживая его под локоть.

Главной задачей сейчас было найти телефон и поднять тревогу. Но город выглядел заброшенным и пустынным. Из трещин в асфальте торчали кривые березы, все вокруг поросло сорняками, здания были покрыты мхом и лишайником. Разве найдешь тут работающий телефон?

— На следующем перекрестке — налево,— задыхаясь, проговорил Мастерсон, указывая вперед своей тростью и прыгая в этот момент на здоровой ноге.— В конце квартала находится гостиница «Полисся».

Это была здравая мысль. Гостиницу обновили для приема, состоявшегося накануне вечером, а нынче утром из нее развозили прибывших на церемонию гостей.

Но как встретят там гостей непрошеных?

В отдалении Элизабет заметила Грея и Ковальски, мчащихся куда-то на мотоцикле. Значит, они тоже сбежали из тюрьмы. Дай-то бог, чтобы у них все было в порядке и им удалось остановить этого мерзавца!

У нее болела голова и щипало в глазах. Напряжение и страх придавливали ее к земле.

— Простите меня, Элизабет,— преодолевая одышку, проговорил Мастерсон.

Элизабет взглянула на него. Она понимала: старик извиняется не только за то, что стал причиной их последних злоключений.

— Я и вправду не думал, что вашему отцу грозит столь ужасная опасность,— объяснял он.— Я полагал, что интерес русских к работе Арчибальда — это банальный промышленный шпионаж, что речь идет всего лишь о воровстве в области информации. Мне и в голову прийти не могло, что все закончится его смертью.

Хотя Элизабет и понимала, почему профессор вел себя подобным образом в прошлом, и видела международную угрозу, возникшую теперь, она не могла заставить себя простить его — ни за смерть отца, ни за то, что Мастерсон стал причиной их пленения. Она устала от секретов — и отцовских, и этого человека.

Когда они уже приближались к перекрестку, из какого-то подъезда вышли двое русских солдат. Один из них поднял автомат и гаркнул по-русски:

— Кто вы?

— Позвольте мне,— сказал Мастерсон и сделал знак Розауро и Луке, давая им понять, чтобы они не доставали оружие. Затем, поправив свою белую панаму и тяжело опираясь на трость, профессор вышел вперед.— Доброе утро,— сказал он на русском языке.