Канал грез - Бэнкс Иэн

В следующий раз, когда она взглянула в сторону горящего катамарана, боеприпасы на нем подошли к концу; трассирующие пули взметнулись в небо, как фейерверк. Другого катамарана нигде не было видно. Она вновь набрала воздуха. Тут ее настигла ударная волна, и она подумала, что взорвалась пластиковая взрывчатка; но за первым взрывом последовал второй, потом еще один, и шум мотора начал приближаться. Она вильнула, изменив курс, и догадалась, что боевики бросают гранаты.

Когда она снова вынырнула, то постаралась сделать это совершенно бесшумно. Катамаран, залитый светом пламени, был в двадцати метрах от нее. Четыре человека. В руках у одного — что-то вроде тупорылого бинокля с толстыми линзами. Другой широко размахнулся, произвел бросок — и метрах в десяти — пятнадцати от нее раздался всплеск. Она хотела тут же нырнуть, но передумала. Следила, как человек с прибором ночного видения медленно поворачивается в ее сторону.

Граната взорвалась; она почувствовала удар, от которого ее чуть не сплюснуло. Она услышала свой собственный всхлип, хотя нос и захлестнуло поднявшейся от взрыва волной. В тот же миг, когда наблюдатель должен был взглянуть в ее сторону, она нырнула и скрылась под водой. Подвесной мотор прорычал и прочихал совсем рядом. Затем, набрав обороты, раскатисто взревел. Опять гранаты; достаточно близко, чтобы больно ударить по ушам, хотя уже не так сильно, как первый раз.

Когда она всплыла снова, они оказались метрах в ста. Огонь на горящем катамаране был уже не таким ярким, и сквозь вернувшийся знакомый звон в ушах она слышала треск пожара. Бросив еще несколько гранат, четыре человека в надувной лодке решили посмотреть на то, что осталось от понтона «Надии».

Они плавали взад-вперед вдоль корпуса судна и кричали тоненькими голосами: — Jefel Jefe! Сеньор Дендридж! Желая увидеть все своими глазами, она подплыла поближе. Огни с «Надии» и догорающий пожар на пробитом катамаране давали достаточно света, чтобы разглядеть понтон, на котором раньше находился Дендридж. Там уже догорали последние оставшиеся щепки настила и пустые бочки из-под топлива. Один из боевиков, приплывших в лодке, оглядывал поверхность озера в аппарат ночного видения, другой светил вокруг фонариком. Темный корпус «Надии» возвышался над ними, как утес, поблескивая в последних оранжевых вспышках угасающего катамарана.

Они еще несколько раз выкрикнули имя Дендриджа, затем один из них указал на воду и что-то закричал. Двигатель продолжал молчать, но лодка, сверкнув белым брюхом, рванула вперед, затем остановилась. Один из боевиков вытащил что-то из воды. Они осветили находку фонариком. Что бы это ни было, находка оказалась невелика по размерам, и никто из них ничего не сказал; она со всплеском полетела обратно. Черный катамаран, блеснув белым днищем, развернулся и поплыл обратно к понтону; двое из боевиков, осторожно ступая по обломкам, подошли к трапу и поднялись наверх. Хисако оглянулась на сгоревший катамаран. Освещенный пламенем еще не до конца догоревших бортов, он кормой ушел в воду.

Работая ногами, она очень медленно продвигалась вперед, периодически ныряя и позволяя волнам накрывать ее. Фонарик на ожидавшем у искореженного понтона катамаране совершенно произвольно перемещался с места на место.

Поднявшимся на судно боевикам потребовалось время.

Однажды она ехала в поезде по туннелю, проложенному под морским дном.

Ветка от Хонсю до Хоккайдо была построена сравнительно давно; поезда регулярно ходили от одного острова до другого по тридцатикилометровому туннелю под водами Сунгарского пролива, над которым плыли туманы и бушевали осенние штормы. С начала зимы и до самой весны, а также при неблагоприятном прогнозе погоды она предпочитала вместо парома пользоваться поездом. В один прекрасный декабрьский день ее поезд сломался в десяти километрах от берега, под бушующим морем.

Люди нервно переговаривались. По внутренней связи им сообщили, что ремонтная бригада уже в пути; никакой опасности нет. По вагонам прошли охранники, успокаивая тех, кто все же перепугался. Между незнакомыми людьми начал завязываться разговор. Дети играли в проходе, а она все продолжала сидеть, уставившись в окно, в каменную темноту. Та была совершенно черной, когда они ехали; оставалась черной и теперь, когда они остановились. Хисако заметила, что пока никто не двигается, отражение в окне можно игнорировать. Футляр со Страдивари лежал на соседнем кресле.