Грегор и код когтя - Коллинз Сьюзен

На тарелке лежали кусочки мяса, немного хлеба и стояла большая кружка с чаем. Грегор немного поел, чтобы порадовать Босоножку, и после еды стал чувствовать себя получше.

— Спасибо, — поблагодарил он сестренку.

— Я пойду исё кормить мысат, — сообщила она.

— Отличная работа, — похвалил он.

— А ты моешься в ванне, — напомнила она.

— Точно! — и он потянулся за следующим мышонком.

Так продолжалось еще несколько часов, пока Далей не похлопала его по плечу:

— Грегор, тебя зовут в больницу, — сказал она.

Грегор тут же вручил кому-то, кто стоял рядом, очередного мышонка и пулей вылетел из воды. Кожа у него сморщилась и побледнела от стольких часов, проведенных в воде, ноги подгибались от усталости. С одежды ручьями стекала вода. Хорошо, что он разулся, когда входил в воду. Сухие носки и кроссовки с трудом удалось натянуть на разбухшие от воды ступни.

— Она в порядке? Я могу ее видеть? — спрашивал он, от волнения лязгая зубами.

— Не знаю, — ответила Далей. — Знаю только, что тебе велели срочно прийти. — И она указала Грегору глазами на дверь.

Там стояли Горацио и Маркус.

— О, мои дорогие телохранители! — Грегор положил ладонь на рукоять меча.

У него не было дурных предчувствий. Всю дорогу он торопился увидеть Люксу. Он почти бежал, и они молча следовали за ним по пятам, и он слышал их четкие шаги у себя за спиной. Через толпу мышат, по коридору, вниз по лестнице, ведущей в больничное крыло. Он выбрал короткий путь, свернув на боковую лестницу, в самом низу которой была каменная дверь, что вела в больницу. Но Грегор не дошел до этой двери.

Примерно за десять шагов до нижней ступеньки Горацио внезапно прижал его к стене и, прежде чем Грегор сообразил, что происходит, Маркус заломил ему руки за спину. Грегор начал орать, и в рот ему сунули кляп. Потом подняли и понесли обратно, вверх по лестнице, свернули в узкий проход и спустились глубоко вниз, под Регалию. Он отчаянно сопротивлялся, но они были слишком сильны. Наконец они подошли к массивной каменной двери, втолкнули его внутрь и встали у входа с оружием наизготовку.

Грегор оказался в небольшой комнате с очень низким потолком.

Он как раз поднимался с колен, когда на пороге возникла Соловет.

— Мы… нам с тобой следует прийти к согласию, — произнесла она.

На этих ее словах дверь захлопнулась, в замочной скважине повернулся ключ, и Грегор очутился в кромешной темноте.

ГЛАВА 7

Грегор хотел завопить от ярости, но не мог — во рту торчал, кляп. Он вскочил на ноги и бросился к двери. Он пытался вышибить ее плечом, но у него ничего не вышло: дверь была из цельного камня, она даже не дрогнула от натиска Грегора.

Некоторое время он продолжал мычать и метаться по своей камере, но наконец понял, что это бессмысленно — его не слышно снаружи, а если и слышно — его стражи надежны и невозмутимы.

Он сел, прислонившись спиной к двери, и постарался успокоиться.

Это было не так просто — в крови закипало яростничество. И не имея возможности выплеснуть свои эмоции — как в битве с крысами, — он чувствовал, что вот-вот потеряет над собой контроль. Он не мог смириться с кожаными путами, что сковывали его руки за спиной, и рычал от бессильной злобы и жгучего желания кого-то немедленно убить.

— Ну-ка успокойся! — приказал он самому себе. — Успокойся!

Он сделал несколько глубоких вздохов и попытался разобраться в ситуации.

«Каков твой план?» — снова услышал он в голове голос Живоглота. Это всегда помогало ему сосредоточиться.

«Прежде всего нужно освободить руки», — сразу пришел ответ. Они забыли забрать у него меч, а значит, не все потеряно. В полной темноте Грегор двигался вдоль стены на ощупь, пока не дошел до угла. Здесь он развернул меч таким образом, что тот оказался позади него. Водрузив меч в угол, он присел и с трудом вытянул меч из ножен — примерно до середины. Затем, придерживая меч и постоянно теряя равновесие, стал осторожно тереть ремни на запястьях о лезвие меча. Оно было острым, как бритва, и это заняло у Грегора немного времени — скоро ему удалось освободить руки. Он тут же вытащил изо рта кляп и с отвращением отбросил его в сторону. Теперь он мог орать по-настоящему громко — но не стал, понимая, что никто не придет его спасать.

Вокруг было абсолютно темно. Они не оставили ему даже жалкой свечки.