Ботфорты капитана Штормштиля - Астахов Евгений Евгеньевич

— Ру э со! Помогай! Браво!

Упав на живот, он сгреб руками опилки. Потом встал и, отряхнувшись, погрозил галерке кулаком. Кулак был великоват, побольше апельсина, но Мартин постарался и все же сумел запихнуть его себе в рот. Весь цирк, включая мсье Франсуа, артистов и самого Кривого Пита, хохотал, глядя на хмурого рыжего парня с кулаком во рту.

— Ну, ладно, — сказал ему Пит за кулисами, — ночлег ты заработал. Но завтра — ко всем чертям!..

Мартин поплелся в каморку к Лоре. Она спала. Мартин сел рядом, опустил голову. Что делать завтра? В этих краях холодная, снежная зима длится до самого марта, а денег не хватит и до Рождества. Достать здесь работу ему, плохо знающему французский язык, да еще зимой, почти невозможно. Мартин осторожно достал жестяную коробку из-под конфет. В ней было две сотни франков. Еще пятьдесят он вынул из кармана. Их дал ему дрессировщик Лайош Скалами. Он подошел к Мартину и сказал, протягивая деньги:

— Возьми, приятель! Благодарить не надо. При нашей профессии каждый может очутиться в твоем положении. Если Пит все же выгонит вас завтра, то мы соберем еще немного…

Мартин пересчитал франки. Да, не больше, чем до Рождества…

Кто-то постучал в фанерную дверь. Мартин встал, откинул крючок и прибавил газу в ламповой горелке. В комнату вошел мсье Франсуа.

— Добрый вечер! — приветливо сказал он. — Здравствуйте, сеньора! Я владелец столичного цирка и у меня к вам, мсье Мартин, есть деловое предложение. Вы будете выступать в паузах, между номерами. В широких штанах в клетку, в нелепом сюртуке, взлохмаченный и с наклеенным носом величиной с картофелину. Вы будете на манеже всем мешать, распоряжаться, путать, падать и драться. Публика же будет хохотать и не заметит тех томительных минут между номерами, которые так портят самую хорошую программу. Даже в цирке Франсуа Димонша! Я заготовил контракт, вам надо расписаться вот здесь. Шестьсот франков в месяц, костюмы и все остальное мое. Мы назовем нового клоуна так, как уже окрестила вас публика, — Руэсо!

…Три года подряд Мартин выступал в крупнейших цирках Европы и Америки. Рекламы кричали со всех перекрестков, что сегодня у ковра будет знаменитый Руэсо. Тысячи зрителей, хохоча до слез, кричали Мартину: «Браво, рыжий, помогай!»

У него появилась масса подражателей, выступавших в рыжих париках. В цирковом искусстве родилось новое амплуа — рыжий клоун, смешной неудачник, глуповатый и добродушный растяпа.

После трех лет гастролей Мартин неожиданно исчез. Директора многих цирков искали его повсюду, печатали в газетах свои предложения, пытаясь соблазнить полюбившегося публике клоуна выгодными контрактами. Но он не откликался. Друзья говорят, что Мартин навсегда уехал в маленький городок на берегу Неаполитанского залива. Там, в тени крохотного садика, терпеливо ждала его в своем кресле-коляске Лора Бригчи — бывшая наездница из цирка Кривого Пита…

Вот такая история… — закончил Володя.

Все молчали. Тихо потрескивал костер. Чай в котле давно остыл, и Тумоша, встав, перецепил крюк, опустил котел пониже, подбросил в огонь мелко наколотых сухих дров. Абзаг заворочался на коленях у матери, забормотал что-то, причмокивая губами.

— Тебе, Володя, самый большой шампур, — сказал Тумоша. И, повернувшись к Ираклию Самсоновичу, спросил — Правильно я делаю?

— Да, — кивнул головой тот. — Совершенно правильно, Тумоша.

Тошка вышел во двор. После ярко освещенной кухни темнота казалась совсем непроглядной. Он шел, осторожно ставя ноги, боясь наступить на овчарок.

Вот серым призраком замаячил в темноте дом, словно корабль посреди безмолвного, завороженного штилем океана. Потушены иллюминаторы, команда спит, и лишь вахтенный, прислонившись спиной к теплой мачте, вглядывается в зыбкую предрассветную темноту.

Тошка нащупал руками ступеньку крыльца. Она тоже была теплой, как палуба дремлющего в океане парусника. Он сел на нее, прижался щекой к точеной балясине.

Неслышно подошла старая овчарка. Тошка услышал ее дыхание, вздрогнул, когда она лизнула его ухо шершавым, горячим языком. Это была совсем древняя овчарка, доживавшая свой век на хуторе, и строгие, гордые законы, столь обязательные для всех остальных собак, родившихся в горах Апсны, на нее уже не распространялись.

Тошка притронулся рукой к жесткой густой шерсти. Дом перестал быть похожим на уснувший парусник. Это был просто крепкий деревянный дом, сложенный из брусьев тиса, в нем жили люди с хутора Хабаджи.