Ботфорты капитана Штормштиля - Астахов Евгений Евгеньевич

Посетители кофейни согласно закивали головами. Это были моряки, портовые грузчики и ловцы тунца, они хорошо знали, что такое опасность.

…Серапион вернулся в кофейню через полчаса. Он привел с собой милиционера. Красильщик ругался так, что милиционер только покрякивал.

— Ты посмотри, что он мне сделал! — кричал Серапион, показывая на свой нос. Нос и вправду выглядел неважно. — Составлял протокол! Свидетели — вся кофейня!

— Тише, гражданин Изиашвили, тише! Сейчас разберемся, — милиционер вынул из планшетки блокнот.

Но красильщик продолжал бушевать.

— Почему тише?! Что разбираться?! У него отец бандит был и джибгир,^[13] весь город знает про это! Он тоже такой же. Куда милиция смотрит, ва, куда смотрит, ну?

— Заткнись, Серапион! — разозлился милиционер. — За джибгира ответить можешь. О человеке в газете такие слова написали, а ты — джибгир говоришь. Молчи лучше, морча-гатавда!..^[14] Кто видел, как его Ерго бил? Свидетели есть? — он строго посмотрел на сидящих за столиками.

Все молчали.

И тогда, раздвинув занавеску, вышла старуха Марго. Та самая Марго, что мыла в кофейне чашки. Она вытерла темные морщинистые руки о цветастый фартук и так сказала милиционеру.

— Ты меня знаешь давно. И не важно, что у тебя теперь такие блестящие пуговицы и наган на заду. Я помню, ты был хулиганистым пацаном, и я поймала тебя однажды в своем саду и как следует надрала тебе уши, — она погрозила ему пальцем. — Нечего прикидываться, будто ты узнал об этом первый раз в жизни. С того дня, когда ты сбивал груши в моем саду, прошло всего каких-нибудь пятнадцать лет… А вот теперь слушай, что я тебе скажу об этом человеке, — старуха Марго кивнула седой растрепанной головой в сторону Серапиона. — Он плюнул в лицо всем уважаемым гостям нашей кофейни. Скажи, по закону можно плевать хорошим людям в лицо? Скажи, ты должен знать, раз ты милиционер.

— Как можно! Что ты говоришь, тетя Марго? — милиционер изумленно пожал плечами. — Это оскорбление действием называется. За это привлекают.

— Тогда привлекай его. Он сделал нам оскорбление. Клянусь моим единственным сыном, который тоже был на войне, но ко мне назад не вернулся. Там остался. И теперь я мою чашки, а что делать?.. — она медленно обвела кофейню запавшими глазами и, повернувшись, ушла за свою занавеску.

— Эи, красильщик! — крикнул Серапиону лысый толстяк. — Ищи себе другую кофейню. В этой я тебе кофе больше не подаю. Хочешь — пиши в жалобную книгу, пожалуйста, карандаш дам. Хочешь, еще два милиционера приведи — все равно обслуживать тебя не буду…

Ни очерк в газете о боцмане Ерго, ни события в кофейне на Трапезундской улице, ни рассказ Кло не могли отвлечь Тошку от полученного им письма.

Откуда оно появилось? Кто мог узнать о капитане Штормштиле, если его выдумал сам Тошка и к тому же ни разу не произнес вслух этого имени!

Может, видели, как он писал в подвале письмо, а потом опускал его в щель? Допустим. Но попробуй вытащить конверт из стены. Ведь для этого ее придется разломать.

Тошка специально сходил в подвал. Стена была целая. Нигде никаких следов, могущих навести на подозрение. И даже стремянка была на том самом месте, куда поставил ее Тошка. И тем не менее Штормштиль ответил. Это был великолепный ответ. Обстоятельный и деловой. Непонятным оставалось лишь одно: как умудрилась бутылка изпод ямайского рома проплыть меньше чем за трое суток от мыса Горн до Старой Гавани?

«Да ну, при чем здесь мыс Горн! — Тошка потер ладонью лоб. — Никакого ведь Штормштиля не существует. Я сам его выдумал… Но это письмо? Оно написано взрослым. По почерку видно. Обалдеть можно!..»

Тошка сел на продавленную банкетку и еще раз перечитал ответ капитана Штормштиля.

«Команда «Фантазии» шлет привет шкиперу А. Тополькову и желает ему счастливого плаванья во все времена и по всем морям!

Старина! Мне доставили твое письмо только сегодня, и я здесь же сел за ответ. «Фантазия» лежит в дрейфе у южной оконечности Огненной Земли. Непрекращающиеся штормы у мыса Горн закрыли нам дорогу в океан. Гиблое это место! Кому из моряков неизвестно, что капитан «Летучего Голландца» продал дьяволу душу за попутный ветер у мыса Горн.

Я решил послать это письмо в бутылке и думаю, что если ее не проглотит акула, то она доплывет до тебя, дружище, в полной сохранности.