Пятёрка с хвостиком - Нестайко Всеволод Зиновьевич

Мы очень любили друг друга. Я от души желаю тебе, чтобы, когда ты вырастешь, ты встретила такого, как он. Тогда ты будешь счастлива.

Баба Надя говорила с Аллочкой, как с равной. И Аллочке нравилось это.

Они подошли к скромному рябенькому памятнику из так называемой «крошки» цемента с обломками мрамора.

Баба Надя поставила красные розы в литровую банку, потом вынула из сумочки чистый белый платок, аккуратно вытерла овальную фотографию молодого Григория Ивановича, которая была на памятнике, наклонилась и поцеловала её.

Девочка крепко обняла бабу Надю и всем телом прижалась к ней. А баба Надя благодарно обняла и привлекла к себе Аллочку.

Родителей обманывать не пришлось. Баба Надя сама рассказала им всё на следующий день. Тогда родители отнеслись к этому спокойно. Им просто было некогда.

Папа готовился к каким-то ответственным республиканским соревнованиям. У мамы начиналась летняя экзаменационная сессия. Не зря говорила баба Надя о любви к путешествиям. Она в самом деле не любила сидеть на одном месте. Каждый день после завтрака и до обеда они с Аллочкой отправлялись гулять. Объездили и обходили все киевские парки и сады. Но больше всего любили они Советский парк, тот, где Мариинский дворец, памятник Ватутину, арсенальцам, потому что там был «Малышок» — детский городок с качелями, каруселями, аттракционами, а главное с детской железной дорогой, специально для дошколят. Аллочка очень любила эту железную дорогу, маленький жёлтый паровозик с длинной трубой, узкой внизу и широкой вверху, с фарами вместо глаз. И всего два маленьких вагончика, по четыре места в каждом, с нарисованными на стенах зверятами. Машинист в паровозике не сидел. Железная дорога была электрической, управляла ею толстая тётя, которая стояла у железной будки, похожей на автомат для газированной воды, и нажимала на кнопки. Поезд громко скрипел и скрежетал-его, должно быть, забывали смазывать. Он делал круг среди тенистых клёнов у забора министерства здравоохранения, а когда проезжал под железным навесом, изображавшим туннель, тётя трижды нажимала какую-то кнопку, и паровозик хрипло тутукал. Аллочке нравилось это больше всего.

Баба Надя всегда волновалась, когда сажала Аллочку в вагончик: взрослым ездить с детьми не разрешалось.

Она смотрела на Аллочку так, будто отправляла её в далёкое опасное путешествие. Губы у неё дрожали.

— Ты же смотри, ты же смотри, будь осторожна, не высовывайся, не упади. Я тебя умоляю! Я тебя умоляю! — И молитвенно складывала руки.

Аллочке было смешно, она нисколечко не боялась.

А баба Надя смотрела на неё увлажнёнными глазами и умоляюще склоняла голову набок.

Столько беспокойства, столько самоотверженной любви в глазах Аллочка не видела ни у кого — ни у мамы, ни у папы.

Именно такой — на перроне детской железной дороги в тени деревьев со склонённой набок головой — Аллочка и запомнила бабу Надю.

Как-то во время Аллочкиных именин (когда ей исполнилось пять лет) случился конфуз. Одна из гостей, жена папиного начальника, сложив губы бантиком, сладко спросила именинницу:

— А кого ты больше всех любишь? И Аллочка искренне призналась:

— Бабу Надю.

Гостья, ожидавшая услышать «маму» или «папу», обескураженно оглянулась. Мама покраснела, папа нахмурился. А баба Надя, сидевшая на самом краю длинного праздничного стола (она помогала маме носить из кухни яства), опустила глаза-сделала вид, что не расслышала. Она действительно плохо слышала, причём с каждым годом всё хуже, так что даже пришлось приобрести слуховой аппарат. Но то, что говорила Аллочка, она слышала всегда. Она всё понимала по её губам. И часто родители, чтобы не кричать, просили Аллочку пересказать бабе Наде всё, что нужно.

Папин начальник, бывший футболист, очень смеялся:

— Прекрасно! Потрясающе! Вот что значит детская непосредственность! Прекрасно! — Обернувшись к папе, он пробасил: — Твоё счастье, что та глухая, не слышит… Однако выводы сделать надо! — И он руководящим жестом поднял палец вверх.

А через некоторое время ситуация в семье Грацианских изменилась. Одесская Аллочкина бабушка, папина мама, решила переехать в Киев. Дочь старшей папиной сестры, то есть внучка, вышла замуж. И там стало тесно. Внучка с мужем заняли бабушкину комнату. А в Киеве, наоборот, надо было присматривать за Аллочкой. Таким образом, по всем соображениям получалось, что одесской бабушке лучше жить в Киеве.