Александр II. Жизнь и смерть - Радзинский Эдвард

Приехавшим русским молодым людям нравятся грозные мысли Маркса. Он необычайно популярен среди русских эмигрантов. В основанном им Интернационале даже появится «Русская секция».

Мы можем только представить, как после долгих проверок и консультаций с другими русскими эмигрантами (Маркс подозрителен), он согласился принять вчерашних студентов, приехавших из России.

Молодые люди пришли по адресу: 9, Графтон-террас, Мейтленд-парк.

Маркс снял этот дорогой особняк в центре Лондона. И вот появляется САМ. Маленький, коренастый, он весь покрыт зарослями волос — иссиня черными, с красивой сединой... Грива во­лос на львиной, гордо откинутой голове, подбородок укрыт огромной бородой Саваофа (что за пророк без бороды!). Даже короткие пальцы покрыты черными волосами. В элегантном сюртуке, правда, застегну­том не на ту пуговицу, он держится монументально.

Всех собравшихся приглашают в легендарный кабинет. Отсюда дол­жен быть сокрушен несправедливый капитализм, здесь куется счастье человечества. Это очень уютная комната. Несмотря на почти полуденное время, зажжена лампа под зеленым абажуром: в Лондоне стоит обычный сизый туман, превращающий день в ночь.

Начинается желанная беседа.Точнее, беседой это назвать нельзя, ибо почти все время говорит сам Маркс. Маркс немного шепелявит, но об этом быстро забываешь. Завораживает его повелительный тон — абсолютная вера в предназначение повелевать человеческими умами.

Скамина на молодых людей глядит мраморный бюст Зевса, которого хозяин в разговоре именует Прометем. Ибо Прометей — любимый образ Маркса. А слова Прометея в античной драме: «По правде, всех богов я ненавижу» — это и есть, по Марксу, кредо философии, направленное против всех богов— небесных и земных. И оттого по окончании монолога следует строгий вопрос к пришедшим:

— Верите ли вы в Бога?

Понятливые молодые люди от Бога отреклись. Их похвалили, отме­тив, что «коммунизм делает все существующие религии ненужными и заменяет их».

Рядом с Прометеем на камине, к восторгу молодых людей, стоял портрет Чернышевского... Маркс объяснил, что портрет подарил ему русский степной помещик». «Степной помещик», правда, обещал дать денег Интернационалу, но до сих пор почему-то ничего не прислал. (Маркс вопросительно глядит на молодых людей. Но они молчат: род­ные не дали им лишних денег). Вместо денег молодые люди торопливо спрашивают о Коммунистическом интернационале.

Маркс охотно объясняет им «азы»: все философы объясняли мир, его философия должна мир изменить. Цель его Интернационала — свер­жение буржуазии, победа пролетариата и основание общества без клас­сов и без частной собственности. «Но в России это делать пока рано, — строго предупреждает Маркс, — ибо там пока нет пролетариата».

Молодые люди печально вздыхают. После чего о них уже совсем за­бывают: начинается разговор великих людей.

Великие пришли в середине беседы. Великих двое: один уселся на диване, его зовут Фридрих Энгельс. Другой стоит сейчас у окна. Это Михаил Бакунин — отец русского анархизма. Старый великан с гривой седых волос и детскими глазами. Это он привел молодых людей к Марксу.

Выходец из богатой аристократической семьи, Бакунин закончил зна­менитое военное Михайловское училище. Но одна мысль о службе в гвардии «порождала у него тоску». И Бакунин бросает военную карьеру и тайком от отца уезжает в Европу. В Европе, как «дикарь, возжаждавший культуры, он набросился на изучение философии». Но уже вскоре молодой Бакунин предпочел перу пистолет. Поклонник знаменитых философов становится бесстрашным революционером. В отличие от Маркса, совершающего свои подвиги за письменным столом, Бакунин сражался на всех баррикадах европейских революций и сидел там в самых страшных тюрьмах.

В Пруссии суд приговорил русского бунтаря к смертной казни, но затем пруссаки выдали его австрийцам. Здесь его опять приговорили к смертной казни. Он пытался бежать, его приковали цепью к стене. И аристократ, потомок знаменитого дворянского рода, отсидел на цепи несколько месяцев. После чего австрийцы выдали его — Николаю I. Царь лично допрашивал Бакунина. Похвалив за смелость на революционных баррикадах, Николай отправил его в каменный мешок Алексеевского равелина Петропавловской крепости. Но влиятельные родственники вымолили у царя милость: Николай заменил крепость ссылкой в Сибирь. Откуда наш гигант тотчас бежал, чтобы участвовать вскоре... в польском восстании против Николая I.

После разгрома поляков Бакунин поселился в Женеве. Из Женевы этот любитель Шопена и философов, нежнейший в жизни человек, начинает звать Россию к кровавой революции. И, конечно же, он участвует во всех тайных обществах и, конечно же, вступает в Интернационал...

Каждый его приход к Марксу превращается в словесное побоище. На столике, в оловянных кружках налит портер, и разложены длинные глиняные трубки, так и зовущие покурить.

Старый гигант, опорожняя кружку за кружкой, непрерывно курит и непрерывно говорит.

— «Государство пролетариата — это глупость. Ибо само государство есть зло, которое должно быть уничтожено. Коммунистические государства будут не лучше капиталистических, и руководство все равно будет сосредоточено в руках немногих. И если даже страной будут управлять рабочие, то скоро они станут такими же продажными и деспотичными, как тираны, которых они свергли. Спасет мир только анархия, при которой власть будет настолько распылена, что никто не сможет ею злоупотреблять. И это будет осуществлено в России. Все решит русская крестьянская революция и восстание русского разбойного мира». Свои надежды на революцию в России Бакунин основывает на русском национальном характере — на ненависти крестьян к их мучитетелям-дворянам. «В русском народе живет не то детская, не то демонская любовь к огню... Недаром мы сожгли свою столицу в дни нашествия Наполеона. Крестьян легко убедить, что предать огню поместья и господ со всемии их богатствами — дело справедливое и богоугодное».

И Бакунин — помещик и потомок помещиков — радостно вспоминает о восстаниях Степана Разина и Пугачева, когда помещиков вешали и усадьбы сжигали. «Близятся времена восстаний Стеньки Разина и Пугачева, подготовимся к празднику», — провозглашает Бакунин.

Главный резерв будущей русской революции, по Бакунину, — это разбойники. «Разбойников уважают в России!».

Бакунин радостно раскрывает счастливые горизонты грядущего Апокалипсиса: «Охватив Россию, пожар перекинется на весь мир... Тут подлежит уничтожению все, что освящено с высоты современной европейской цивилизации. Ибо оно является источником неравенства, источником одних несчастий человечества. Привести в движение разрушительную силу — вот цель, единственно достойная разумного человека».

Его монолог прерывается репликами Маркса. Сначала они саркастичны. Потом — неистовы.

И после монолога Бакунина начинается непрерывный монолог Маркса. Произнося его, Маркс стремительно носится по маленькому кабинету.

Этот знаменитый бег полемизирующего Маркса описал его друг, великий Гейне:

Перед испуганными молодыми людьми, стоящими у камина, проносятся волосы, маленькое тело, сюртук, застегнутый не на те пуговицы. И они слышат слова, точнее, яростные вопли Маркса:

— Крестьянская революция в России — авантюра! Это знает даже ребенок! Должна победить сначала буржуазная революция! Только буржуазия родит своего могильщика — рабочий класс! И только рабочий класс способен решить все проблемы человечества. Это — азбука!.. Пока вы и вам подобные занимаетесь прожектами мировой революции, день за днем, ночь за ночью дурманите себя девизом «Завтра она начнется!», мы проводим время в Британском музее, пытаясь получить знания и подготовить оружие и боеприпасы для грядущей битвы пролетариата!

После чего русские студенты узнают, что их страна является величайшим злом Европы.

«Одну из своих статей я начал таким анекдотом-притчей: два персидских мудреца заспорили, рождает ли медведь живых детенышей или откладывает яйца? Один из этих персидских ученых, как видно, более образованный, сказал: "Этот зверь способен на все". Вот так и русский медведь на все способен, кроме революции... Восточный мир в образе России не просто сошел с исторической сцены, но каким-то образом завис на этой линии и мешает остальному миру двигаться вперед!» — выкрикивает Маркс

Теперь он бегал по комнате уже не один. С дивана вскочил поддерживать Маркса его альтер эго — Фридрих Энгельс.