Письма из Лондона - Барнс Джулиан

В Британии самая богатая и наиболее многообразная традиция лабиринтостроения в Европе; здесь есть великолепные образчики обоих главных лабиринтовых жанров. Хэмптон Корт — классический лабиринт из живой изгороди: такие головоломки обычно расположены в частных владениях, служа украшением аристократической территории (или в последнее время отелей и тематических парков, расположенных в усадьбах); обычные растительные материалы — тис, остролист, граб и бук. Другой тип — наземный дерновый или каменный лабиринт. В таких не заблудишься: вьющаяся водном направлении тропинка неизбежно, хотя и, возможно, окольным путем, приводит к центру-финишу. Такие лабиринты обычно располагаются на общинных землях, в поселениях норвежского происхождения, и, по-видимому, строились иммигрантами, обозначавшими таким образом присутствие своей культуры. Изначально скандинавы создавали их с практическими и символическими целями: они использовались, чтобы принести удачу рыбакам (заманить туда скверную погоду и поймать ее в силки) или как места, где можно отправлять обряды, связанные с любовью и плодородием, — девица, путаясь в кругах, улепетывает к центру, а ее преследует пыхтящий ухажер.

Крупнейший сохранившийся в мире лабиринт из нарезанного дерна находится на общинных землях в Сэфрэн-Уолден в Эссексе: в нем 38 ярдов в ширину, и с птичьего полета он выглядит как круглая сковородка с четырьмя ушками-ручками; тропинка, змейкой вьющаяся к центру, достигает в длину почти милю. Дата создания лабиринта неизвестна, но самое раннее упоминание о его существовании относится к 1699 году, когда Гильдия Святой Троицы заплатила 15 шиллингов, чтобы подновить в нем дерн. (С тех пор дерн для него нарезали еще шесть раз, а в 1911 году тропинку, раньше меловую, выложили кирпичом.) Документ XVIII века описывает древнее состязание в беге, которое проводится там до сих пор: «Лабиринт в Сэфрэн-Уолден — место сходок окрестной молодежи; у них есть свои правила передвижения по лабиринту, и здесь частенько выигрывают и проигрывают на спор галлоны пива. В былые времена, когда здесь собирались городские щеголи и красотки, — девица стояла в центре, который называется Дом, а парню надо было вытащить ее оттуда на руках, кто быстрее, и не споткнуться».

Прогулка по сэфрэн-уолденскому лабиринту занимает минут пятнадцать, если вы решите не мухлевать и поскольку тут нет разветвляющихся тропинок, единственное, по поводу чего здесь можно поволноваться, — как бы не подвернуть лодыжку в местах, где узкая, выложенная кирпичом дорожка и дерновые проходы в фут шириной попадают на невысокие бугорки. Это приятное опустошающее голову развлечение — вроде ножной мантры, и однообразие этого опыта соблазняет поразмышлять о том, до чего ж незатейливы были некоторые из Простых Радостей Былых Времен. Наконец вы добираетесь до круглого холмика, где раньше рос ясень, пока его не спалили на праздновании Ночи Гая Фокса в 1823 году. Здесь мысли о превосходстве XX века обычно испаряются — когда разглядываешь праздничный детрит^[59], оставленный современными курильщиками и собаками.

В наше дни любопытство туриста как мотив, оправдывающий интерес к лабиринтам, в общем и целом заменило атавистическую охоту за юбками или благочестие христианина - паломника; но порой старинные ассоциации вновь всплывают на поверхность. Когда в марте 1980 года предпоследний архиепископ Кентерберийский Роберт Ранси взошел на престол, он вставил в свое устное послание следующую психоаналитическую деталь: «Мне был сон о лабиринте. Там были несколько человек, очень близко к центру, но они не могли найти дорогу. В непосредственной близости от лабиринта стояли другие. Они находились дальше от сердца лабиринта, но скорее пройдут они, чем те, которые метались и нервничали внутри». Такой сон можно принять за неожиданное поощрение тех из нас, кто в теологическом смысле шатается вокруг да около лабиринта; в более прямом смысле, он вдохновил леди Браннер из Грейз Корт в Темз Валли заказать строительство Архиепископского Лабиринта. Изящная композиция из дерна и кирпича, без особых излишеств выложенная в саду, состоящем из множества укромных закоулков, каждый со своей особенной атмосферой, она одновременно и однонаправленная, и многонаправленная и пузырится христианским символизмом (семь дней творения, девять часов Крестных Мук, двенадцать апостолов). В центре романский крест из серого батского камня возлежит рядом с византийским крестом из голубого уэстморлендского камня, примиряя таким образом Восток и Запад, католичество и протестантизм, римскую и православную церкви (устремление, дорогое сердцу недавно избранного архиепископа). На каменной квадратной колонне вырезаны четыре изречения, из которых наиболее подходящий к теме лабиринта — из бл. Августина: «Мы приходим к Богу не знаниями, но любовью». Сам архиепископ Кентерберийский освятил лабиринт ровно через девятнадцать месяцев после того, как поверил общественности свой сон, и если его психические источники кажутся, пожалуй, несколько неоднозначными — это скорее символ, вдохновляющий христианскую мысль, чем христианская мысль, воплощенная в символе, — то по крайней мере он демонстрирует, что одно из ответвлений традиции лабиринтов по - прежнему живо.