В тени горностаевой мантии - Томилин-Бразоль Анатолий

12

Август всегда начинается на Руси большим церковным праздником Происхождения Честных Дерев Креста Господня, слывущего в народе под именем «Первого Спаса». «Спас – всему час!» – говорит русская пословица. Когда-то этот день означал и первый сев озимого хлеба, и первый медолом. Из ржаной муки нового урожая, замешанной на первом, выломанном из лучшего улья меду, пекли жертвенный каравай...

После ранней обедни и к столу государыни было доставлено блюдечко «новой новины», янтарного меда в сотах, благословленного в церкви. С некоторого времени императрица укрепилась во мнении, что необходимо добрыми примерами исправлять придворные нравы и потому, как это часто бывало, летом на какое-то время проникалась истовой любовью к русской старине.

Время в Царском Селе проходило в тихом благочестии и всеобщем умилении. В последние дни перед Спасом, по деревенскому обычаю, ездили на пруды купать лошадей. Анна знала, что в народе с давних пор бытовало мнение: «После Первого Спаса лошадь выкупаешь – не переживет зиму, кровь застынет»...

Вечерами, также не шумно, играли в синем кабинете в карты, договорившись, что весь выигрыш пойдет в церковную кружку. Императрица рано отослала дежурных фрейлин. И девушки ушли к себе.

Анна еще с утра отпустила горничную, и в покоях было темно и пусто... Она зажгла свечи, сняла тяжелое форменное платье, корсет и нижние юбки, и облачилась в пеньюар. Распустила волосы. Взяла с этажерки журнал Новикова «Кошелек», вызвавший столько неудовольствия своими статьями против галломании, процветавшей при Дворе. Впрочем, государыня и сама с интересом читала статьи о строгих нравственных началах старорусских обычаев, «о великости духа предков, украшеннаго простотою», которые ставились в противовес модному французскому воспитанию...

Толстый, обильно потеющий, bon vivant, статс-секретарь Яковлев, постоянный переписчик и правщик литературных упражнений императрицы, дал Анне, по дружбе, список одной из последних комедий государыни – «Именины госпожи Ворчалкиной». Директор придворного театра обещал вот-вот представить ее на сцене.

Анне надо было заранее познакомиться с написанным, чтобы следить за актерами, а потом что-то дельное сказать государыне, которая весьма ревниво относилась к оценкам своего творчества.

Не так давно Анна уже допустила в этом отношении нечаянный промах. В деревянном манеже, сооруженном еще во времена императрицы Елисаветы Петровны на Царицыном луге, давал свои спектакли театр Книппера ^[66] . И, наряду с немецкими и французскими пьесами, актер Иван Дмитревский поставил комедию Фонвизина «Недоросль», в которой сам же и играл роль Стародума. В спектакле заняты были также Шумский и Плавильщиков – актеры хорошо известные при Дворе.

Екатерина всегда досадовала большему сценическому успеху чужих пьес. Фонвизин, приведенный однажды Потемкиным на малое собрание в Эрмитаж, произвел на нее приятное впечатление. А прочитанные им несколько монологов из комедии заставили от души посмеяться. Надо сказать автор великолепно их читал... И вот, узнав о подготовленном спектакле, императрица загорелась желанием посмотреть его. Но как? В придворный театр труппу не пригласишь и в Манеж не поедешь – много чести... Как быть? Решила поехать с небольшим сопровождением инкогнито, облачившись в офицерский костюм. Анна должна была быть дамой, и еще предполагались два-три спутника – все в масках... Подготовка к походу проходила в величайшей тайне. Но... шила в мешке не утаишь. И буквально за день до спектакля Никита Иванович Панин задал Екатерине вопрос, действительно ли она идет в театр Книппера, о чем все говорят? Разгневанная императрица заявила, что никуда не собирается и что ей вполне достаточно придворной сцены.

Вечером она долго плакала в спальне и жаловалась на свою судьбу Анне, сетуя на то, что шагу не может сделать, чтобы это не явилось поводом для обсуждений при Дворе. Анна, как могла, успокаивала императрицу, и в конце концов договорились, что в театр инкогнито и с сопровождающими поедет Анна, которая, посмотрев спектакль, расскажет о своих впечатлениях. Тогда можно будет решить, не пригласить ли господина Дмитревского в Эрмитаж...

Вечером следующего дня старое деревянное строение на Царицыном лугу буквально содрогалось от дружного хохота зрителей, и, по выражению современников, «театр был переполнен и публика аплодировала пиесу метанием кошельков». Анна тоже не удержалась и бросила свой вязаный кулек с золотыми монетами на сцену.