В тени горностаевой мантии - Томилин-Бразоль Анатолий

Прошло три года. Молодая певица дебютировала в качестве примадонны на луккском театре в опере Галуини «Софонизба». Дебют превзошел все ожидания. Замечательный «сопранист» Гвадания заявил, что такой голос – Божий дар и он готов бесплатно заняться его окончательной обработкой... После «обработки» Гвадании Катарина стала лучше петь и значительно лучше разбираться в людях: кто чего и сколько стоит.

В двадцать лет она пела уже на неаполитанской сцене в «Дидоне» Метастазио. Сам Метастазио учил ее лирической декламации и посвящал во все тайны сценического искусства. Затем она получила приглашение в Вену, где император Франц I пожаловал ей титул придворной певицы.

Красота и талант Катарины обеспечили ее множеством поклонников. И можно было только удивляться, как быстро научилась эта совсем недавняя простолюдинка, дочка повара, так бесцеремонно и пренебрежительно обращаться с вельможами. Она заставляла своих поклонников часами просиживать в ее передней, «занимаясь с учителем». Пренебрежительно принимала подарки и давала воздыхателям самые невероятные поручения. Она в глаза насмехалась над ними и обманывала на каждом шагу.

Секретарь французского посольства в Вене, граф Морвилль, воочию убедившись, что Катарина ему не верна, выскочил из засады и ранил ее в грудь выпадом шпаги. К счастью, клинок скользнул по корсету и едва задел тело девушки. Увидев кровь, граф кинулся на колени, умоляя простить его. Певица, придя в себя от испуга, согласилась забыть оскорбление, но... в обмен на шпагу. Надо ли говорить, что несчастный любовник тут же согласился. Каков же был его ужас, когда на следующем званом вечере он увидел свое оружие в виде трофея над камином Габриелли. Надпись на ножнах гласила: «Шпага графа Морвилля, которую он обнажил против Габриелли». Надо ли говорить, что после этого граф стал всеобщим посмешищем.

В Вене Катарина разбогатела и стала все чаще поговаривать, что хочет вернуться на родину. Напрасны были увещевания целых депутаций молодых людей из лучших фамилий. В тридцать пять лет она переехала в Палермо и два года жила там, эпатируя публику своими выходками. Однажды вице-король устроил в ее честь обед, на который были приглашены самые почетные лица города. Не приехала только Габриелли. Никакие старания посланного за нею секретаря не произвели на певицу никакого воздействия. Она капризничала до вечера, а потом заявила, что ей надо ехать на спектакль в оперу. Публика, которой тоже надоели вздорные выходки примадонны, встретила ее появление холодно. И тогда, не дождавшись должных аплодисментов, Катарина стала петь вполголоса. Взбешенный вице-король велел ей передать, либо она ведет себя прилично, либо он прикажет отправить ее в тюрьму. На это певица ответила, что ее можно заставить плакать, но не петь. Тут же последовал приказ опустить занавес, и Габриелли оказалась в камере городского замка.

Двенадцать дней она вела в тюрьме безумно-роскошную жизнь, услаждая сотоварищей по заключению не только своим голосом. На тринадцатый день толпа поклонников потребовала ее освобождения и на руках отнесла домой. Но из города ей пришлось уехать.

В тридцать семь лет она перебралась в Парму. Это было время подлинного расцвета таланта и обаяния певицы. Достаточно сказать, что при первом же ее появлении на сцене пармский инфант Филипп безумно влюбился в актрису. Филипп был некрасив, горбат и страдал целым рядом физических недостатков. Но побуждаемая его обещаниями Габриелли согласилась на его просьбы... И была жестоко наказана. Мрачный и нелюдимый инфант запер ее в своем дворце, не отпуская даже на концерты. А на спектакли она ездила лишь в сопровождении телохранителей. Своенравная певица скоро возненавидела своего любовника. Она его в глаза называла «gobbo maladetto» – «проклятый горбун». И это прозвище так прилипло к нему, что вошло в историю. Принц тоже пытался заключить ее в тюрьму. Но уже через несколько дней пришел и плакал у ее ног, вымаливая прощение. Едва освободившись, Катарина сбежала из Пармы. Ее тут же пригласили в Лондон, но певица отказалась ехать.

В то время по Европе ходило много рассказов о баснословно богатых русских вельможах и роскоши Двора Екатерины II. И Габриелли, получив письмо композитора Траэтто, руководившего петербургской итальянской оперой, согласилась приехать на гастроли.

Ознакомившись с докладом статс-фрейлины, государыня спросила:

– А что, ma ch?rie, она действительно божественно поет?