Инженер его высочества - Величко Андрей Феликсович

Начинался этот доклад с краткой характеристики личности дяди Алексея. Ольга категорически утверждала, что он отнюдь не дурак. Более того, она считала его абсолютно неспособным ни воровать, ни брать взятки! Подарки он принимал, но только потому, что считал — их дарят ему из-за искреннего расположения, и не мог представить себе другого. В общем, его характер сформировала молодость, проведенная среди моряков, в большинстве своем простых и честных людей.

Дальше шел анализ текущего положения вещей. По словам Ольги выходило, что у Алексея сейчас нечто вроде кризиса. Он чувствует, что с флотом происходит что-то не то, но, видимо в силу недостатка образования, точно озвучить свои подозрения не может. А то, что он понимает и пытается пробить, в половине случаев вязнет в чиновничьем болоте морведа. Последнее время у него просто опустились руки, вот он и проводит по полгода в Париже. А недавно Алексей начал… завидовать Гоше! В Ольгиной записи это выглядело так:

— Эх, Оля, — сказал он ей недавно, — вот помру я, старый ведь уже, и что же про меня вспомнят? Того не смог, этого не сумел… Да еще про мою личную жизнь наверняка посудачат вволю, вот и все. А племянник мой, цесаревич Георгий, ты его видела недавно — какой молодец! Ну не понимал он ничего в этих самолетах, сидел на Кавказе и потихоньку готовился на тот свет, но ведь не пропустил же своего инженера Найденова! И все, теперь он на коне, покоритель пятого океана и герой. Вон, мой адъютант к нему в авиацию просится… Жаль, что во флоте такого инженера не нашлось. Хотя я его и не искал, вот за это теперь и расплачиваюсь…

Кончался доклад двумя вопросами: — Когда во флоте заведется свой "инженер"? И кто распускал сплетни про Алексея, а главное — зачем?

В некотором смятении чувств я позвонил Гоше и попросил зайти — по нашим правилам таскаться с документами такого уровня секретности не допускалось. Когда он пришел, я подал ему бумагу.

— Надо же, как все обернулось, — озадаченно сказал Гоша, прочитав документ. — Я как-то к нему серьезно не относился, а ведь действительно, зря. И посмотри, как он про тебя говорит — мне даже интересно, ты уже совсем зазнался или до вечера подождешь?

— Хоть до утра, — отмахнулся я, — а делать-то что будем? Сами-то во флотских делах тоже не очень…

— Это с чего же вдруг ты ко мне во множественном числе обращаешься? — изумился Гоша. — Я, действительно, "не очень", а ты так, наоборот, "очень не". А про дядю… нам проще, у нас в авиации пока только ты да я. А во флоте за двести лет уже порядочно бюрократии накопилось, не сдвинуть ее просто так.

— Слушай, — вскинулся, — а не сподвигнуть ли его на наш образ действий? Не получается у него с морским техническим комитетом или с адмиралтейством — пусть плюет на них и за свой счет хоть что-то делает как надо. А этим мы просто финансирование подрежем, Витте тут нам полный союзник, ему эта черная дыра для финансов, то есть флот, уже давно поперек горла.

— Ну, откуда у него свой счет в таких количествах — полмиллиона в год и то, пожалуй, не наберется, вот и все его богатство.

— А помочь? — предложил я. — Пусть начнет, а там любящая подруга, увидев, как ее ненаглядный мается от недостатка денег, займется спекуляциями или как там вы их называете… Сможете вы с Машей это дело провернуть — чтобы со стороны казалось, будто бы она сама такая вся из себя удачливая?

— А что конкретно ты предлагаешь?

— Да пусть хоть на одном корабле стрелять не в белый свет научатся! И нормальную приемку снарядов, опять же хоть для одного, можно организовать.

— Да, — подхватил Гоша, — и угол возвышения орудий сделать побольше, у нас уже вроде скоро нормальные дальномеры должны пойти? Вот только… ну хорошо, пусть у нас какой-то корабль будет нормально стрелять и состоять в полной технической исправности. Но ведь одних только броненосцев в Артуре будет семь, и на них все останется как было!

— На одном посмотрим, что надо сделать, что это даст и сколько оно будет стоить, — пожал плечами я, — все лучше, чем ничего. Опять же, Пушкин не зря говорил, что "его пример другим наука" — пусть смотрят, к чему надо стремиться (а окончание этой фразы "если не хочешь в штрафбат" я решил отложить на потом).

— В общем, — подытожил я, — давай поступим так. Пусть Оля, снедаемая беспокойством за любимого, наберется наглости и напишет тебе письмо, вот как раз про это самое. Ты, прочитав, поделишься со мной, а потом мы проникнемся и съездим к нему в Питер, поговорить. Сойдет?