Генерал его величества - Величко Андрей Феликсович

А с его превосходительством мы выпили по рюмочке — я простой водки, он — так уж получилось — с реланиумом… Превосходительство было довольно пожилое, и ему хватило. Убедившись, что здоровью гостя ничего не угрожает, но просыпаться он будет уже после моего отлета, я прилег вздремнуть часа на четыре.

И перелет в Красноярск, и недолгое пребывание там прошли спокойно. Следующая посадка была в Иркутске, где имелся и узел связи, и мощный филиал шестого отдела, да вообще много чего. Так что тут я надеялся узнать самые свежие новости — и таки узнал…

Несколько часов назад японцы начали решительное наступление и на Ляодунском перешейке, и под Лаоляном. Перешеек держится, а вот у Куропаткина, кажется, дела обстоят не лучшим образом… Настолько не лучшим, что Новиков, начальник иркутского филиала шестерки, узнав, что я теперь собираюсь лететь прямо в Мукден, выразил сомнения — а не окажется ли он к моменту прилета в руках японцев?

— Ну, это вы зря, — хмыкнул я, — Куропаткин, конечно, человек способный, но за сутки с хвостиком не только добежать от Лаоляна до Мукдена, но еще и успеть сдать этот Мукден ни у кого не получится. А вы пока отправляйте пару новых кошачьих моторов во Владик, из Мукдена я все-таки полечу туда…

Последний этап перелета за штурвалом сидел я — это была предельная дальность для данного самолета, и требовалось умение лететь в наиболее экономичном режиме, так что и автопилот включать было нельзя. К концу шестого часа я уже порядком устал, а указатель уровня топлива уютно улегся стрелкой на ноль, но тут впереди показалась мачта с полосатым чулком на ней — первый аэродром второй авиадивизии. Михаил, ясное дело, был тут и встречал меня.

— Ну, что все-таки тут стряслось? — спросил я сразу после приветствия.

— Не понимаю я Куропаткина, — пожал плечами комдив-два. — Японцы начали наступление на правом фланге. Он подтянул туда резервы, но в это время японцы ударили еще и слева, прорвали нашу линию обороны и продвинулись на пять километров…

— Простите, что перебиваю, — не понял я, — она что, эта линия, была одна?

— В том-то и дело.

Я уже собрался было в резкой форме спросить у него — а он-то куда смотрел? Если Куропаткин его не слушал, почему у меня в Артуре весь стол не был завален докладами Мишеля про это безобразие? Но тут обратил внимание, что с моим собеседником что-то не так. Выглядел он как-то неправильно, не похоже на себя…

— Так, это потом, — остановился я, — лично с вами что творится?

Мишель тоже остановился, как-то по-детски глянул на меня и всхлипнул:

— Наташа погибла… вчера утром…

— Та-а-к… Вы сейчас можете ясно рассказать, как это произошло? И почему? Если да, то пройдемте в КДП, и там я вас выслушаю.

А если нет, мысленно продолжил я, то мне придется думать, кем тебя заменить и под каким предлогом отправить отсюда нафиг…

— Когда левый фланг побежал…

— Уточните, начал отход или действительно побежал?

— Побежал! — почти крикнул Мишель. — Какой отход, они драпали, бросая пушки…

Блин, да что же у них тут такое творится — тоскливо подумал я. Одна линия обороны — это после четырех месяцев сидения на месте! — и на ней — пушки…

— Я приказал второму полку лететь на бомбометание по наступающим японцам — они шли густыми цепями.

Так, дальше ясно, подумал я. Первая эскадрилья отбомбилась, японцы прекратили преследование и приготовились стрелять вверх…

— Она была во второй или в третьей эскадрилье? И с какой высоты производилось бомбометание?

— В третьей… с трехсот метров… Да не выбирайте вы слова! Это я ее убил — сам приказал не эшелонироваться по высоте, а бомбить с минимальной, японцы наступали двумя компактными цепями, с километра в них было не попасть… И все четыре «Бобика» я загнал на высоту, запретив штурмовку пехоты, потому что в этом районе иногда появлялись «Спиты»!

— Последний вопрос — в тот раз они появились?

— Да, три штуки…

Опа, в обалдении подумал я. Последняя новость, полученная мной из Иркутска уже в воздухе, гласила: под Лаоляном сбито три «Спитфайра», один лично Михаилом, у нас потеряно два «Пересвета» и один «Бобик»…

— Это были какие-то не совсем обычные «Спитфайры» — продолжил Михаил, — крыло без «чайки» и скороподъемность почти как у «Бобиков»… и летчики там почти как наши, не та зелень, что летала до этого…

Ну вот, думал я поздним вечером, Мишеля не снимать, а награждать надо. Правда, сейчас нельзя — больно уж эта награда будет напоминать ему о том, за что получена…