Прорыв «попаданцев». «Кадры решают всё!» - Конторович Александр Сергеевич

— С этим затруднений не будет, — отмахнулся падре, — но вы так и не ответили на мой вопрос. Как совместить порядок и свободомыслие?

— Легкомыслие, святой отец, легкомыслие. — Поморщившись, продолжил: — Гении похожи на детей. Редко кто из них думает о последствиях своих размышлений. Так вот. В том садике для детей, что будет представлять собой университет, нужны добрые, но строгие воспитатели. Никто из ученых не будет знать ни малейшей нужды, но все свои открытия они будут отдавать Ученому совету. А вот он-то и будет решать, что можно обнародовать, а что и отложить… на время.

— Пожалуй, никого в эту золотую клетку заманить не удастся, — подумав, возразил падре. — И еще. Кто сможет организовать этот ученый рай? И куда девать студентов? Андорра их не прокормит, да и знания будут с ними утекать.

— Мотивацию для гениев организовать можно. Организовывать лучше какой-нибудь частной компании, под отеческим наблюдением вашего ордена и нашей Директории. А студентов не будет, вообще. Зачем они нам нужны? Только отвлекать наших ученых на разные глупости будут.

— Да, озадачили вы меня, дон Алехандро. Надо очень серьезно подумать. Да, кстати. Прочитайте мне надпись, прошу вас.

Пожимаю плечами и читаю вслух надпись над дверями лазарета. Падре только вздохнул и, бормоча себе под нос что-то непонятное, пошел своей дорогой. А я тоже вздохнул, раскурил погасшую было трубку и стал размышлять о вечном. То есть о своем доблестном саперном батальоне. Как построить дорогу, и желательно на века? По-русски или как положено?

2

С утречка вновь впрягся в ярмо комбата. Новости не заставили себя ждать. Во-первых, пополнение, ну, на этих у меня есть капралы и сержанты. А во-вторых, чудо. Вот с чудом, скрепером на паровой тяге, надо было разбираться самому. Да и просто насладиться видом этого металлического левиафана. Только теперь я понял фанатов паропанка. ЭТО сверкало надраенными цепями, изрыгало клубы дыма и пара и грохотало… Оно было величественным и шумным, как кафедральный собор в какой-нибудь праздник. Подумав это, я невольно оглянулся. К счастью, хитрого иезуита, чтобы услышать мои богохульные мысли, не было. Всю «службу» возглавлял сержант-ирландец. Стоя на мостике, он вел «литургию» преимущественно жестами, периодически добавляя в них понятные всем народам идиомы на русском языке. Огромные колеса с хрустом давили камни, ослепительно сверкающее лезвие ковша погружалось в девственную землю, и клубы пара скрывали таинство подготовки дорожного полотна. Давление пара поддерживали несколько кочегаров, щедро жертвуя ненасытному молоху котла уголь. Только луженая глотка сержанта позволяла держать марку на необходимом уровне. А между тем в промежутках между основными занятиями, то есть пусканием пара в глаза и распугиванием всей живности, наша машина работала! Пока скрепер, но экскаватор у меня тоже будет! Дорога до миссии — это только проба сил, впереди у нас основная задача — дорога до заводского района.

Мы строили дорогу. И пусть не железную, пусть не великую, но мы работали. И притирались при этом, становясь одним целым, саперным батальоном Директории. Во все времена и на всех континентах армия была, есть и будет лучшим плавильным котлом. Из русских (пусть считающихся литвинами), англичан, ирландцев, испанцев, итальянцев должны получиться СОЛДАТЫ! И жадный я, жадный. Это будут солдаты не вице-короля (что бы он себе ни думал), а наши солдаты! Лучшие саперы этого времени, и пусть для этого я вообще дома не буду жить! Какие же они капризули, наши любимые беременные жены…

3

Неприятности всегда учитывают характер тех, к кому приходят. Это, кстати, не мешало бы взять на вооружение пушистому полярному зверьку, склонному к полноте. А то является, когда его не ждут, и когда ждут, тоже. В общем, ко мне неприятности являются всегда по утрам. Самое неприятное для меня время.

В то утро я наслаждался горячим сладким кофе, сидя на скамейке у своего дома. Заканчивалось лето, и следовало ухватывать все прелести последних ясных деньков. В принципе, дела были в порядке, вот только в штабе, как обычно, завал. Я еще не разбирался, но серьезно подозревал, что большая часть бумаг вообще адресована не мне. Тут на улицу вышла моя любимая Звезда, и мир растворился, чтобы не мешать любоваться чудом, что сотворили мы вдвоем. Беременность очень украшала мою любимую, но вот речи ее заставили меня поперхнуться.