Фатерланд - Харрис Роберт

Как и во всем, в отношении машин существовала иерархия. Орпо полагались жестяные «опели». У крипо были «фольксвагены», четырехдверные варианты первоначального «КДФ-вагена», машины для рабочих, которые штамповали миллионами на заводах в Фаллерслебене. Но гестаповцы жили шикарнее. Они разъезжали на «БМВ-1800» – зловещих машинах с рычащим усиленным двигателем и тусклым серым кузовом.

Сидя на заднем сиденье рядом с Максом Йегером, Марш не сводил глаз с арестовавшего их человека, командовавшего облавой в доме Штукарта. Когда друзей выводили из подвала в вестибюль, он встретил их безукоризненным гитлеровским приветствием:

– Штурмбаннфюрер Карл Кребс, гестапо!

Маршу это ничего не говорило. Только теперь, в «БМВ», глядя на профиль, он узнал его. Кребс был одним из эсэсовских офицеров, которые приезжали с Глобусом на виллу Булера.

Ему было лет тридцать. Худое интеллигентное лицо. Если бы не форма, его можно было принять за кого угодно – адвоката, банкира, специалиста в области евгеники, палача. Это вообще относилось к молодым людям его возраста. Они сошли с конвейера, состоящего из детской гитлеровской организации пимпфов, гитлерюгенда, национальной воинской повинности и спортивной организации «Сила через радость». Они слышали одни и те же речи, читали одни и те же лозунги и ели обеды из одного блюда – в помощь страдающим от зимы. Они были рабочими лошадками режима, не знали другой власти, кроме власти партии, и были такими же надежными и обычными, как «фольксвагены» крипо.

Машина остановилась, и тут же Кребс оказался на тротуаре, открывая дверь:

– Сюда, господа. Прошу.

Марш выбрался из «БМВ» и оглядел улицу. Кребс, возможно, был вежлив, словно вожатый отряда пимпфов, но в десяти метрах позади раскрылись дверцы второго «БМВ» – ещё до того, как он остановился, – и из него высыпали вооруженные люди в штатском. Так же, как на Фриц-Тодтплатц. Ни направленных в живот штыков, ни ругательств, ни наручников. Только телефонный звонок в штаб-квартиру и вежливое приглашение «поподробнее обсудить произошедшее». Кребс также попросил их сдать оружие. Вежливо, но за вежливостью скрывалась угроза.

Штаб-квартира гестапо размещалась в величественном пятиэтажном здании времен Вильгельма, обращенном к северу и никогда не видавшем солнца. Много лет назад, во время Веймарской республики, это похожее на музей здание занимала Берлинская школа искусств. Когда его захватила тайная полиция, студентов заставили сжечь во дворе свои модернистские картины. Этой ночью высокие окна были закрыты плотными сетчатыми занавесками – предосторожность от нападения террористов. За ними, словно в тумане, светились люстры.

Марш ещё раньше решил никогда не переступать этот порог, и до сегодняшней ночи ему это удавалось. В здание вели три каменные ступени. Еще несколько ступеней – и вы попадали в огромный вестибюль со сводчатыми потолками и красным ковром на каменном полу. Всюду сновали люди. В предутренние часы в гестапо всегда было много дел. Из глубины здания раздавались приглушенные звонки, звуки шагов, свистки, крики. Толстяк в форме оберштурмфюрера оторвал нос от стола и равнодушно оглядел их.

Они пошли по коридору, украшенному свастиками и мраморными бюстами партийных вождей – Геринга, Геббельса, Бормана, Франка, Лея и других, изображенных на манер римских сенаторов. Марш слышал, как за ними следовали охранники в штатском. Он взглянул на Йегера, но Макс, сжав зубы, смотрел прямо перед собой.

Снова ступени, ещё один коридор. Ковры уступили место линолеуму. Тусклые стены. Марш определил, что они находились где-то на втором этаже задней части здания.

– Подождите, пожалуйста, здесь, – сказал Кребс. Он открыл массивную деревянную дверь. Замигали и зажглись люминесцентные светильники. Он отступил в сторону, пропуская их вперед. – Кофе?

– Спасибо.

И он ушел. Когда закрывалась дверь, Марш разглядел одного из охранников. Тот, скрестив на груди руки, занял свое место в коридоре. Он ожидал было, что в двери повернется ключ, но не последовало ни звука.

Они находились в своего рода комнате для деловых бесед. В центре стоял грубый деревянный стол, с каждой стороны по стулу и ещё полдюжины стульев у стен. Небольшое окно. Напротив него репродукция портрета Рейнхарда Гейдриха работы Йозефа Витце в дешевой пластмассовой рамке. На полу небольшие бурые пятна, которые показались Маршу засохшей кровью.