Сотник. Беру все на себя - Красницкий Евгений Сергеевич

— А тебя-то как звать? — Мишка склонился к плачущему отроку.

— Это… Давыд.

«Господи, даже имя христианское не сразу вспомнил… дети же еще!».

— Вот что, Давыд, давай-ка его поднимем. Я посмотрю, может быть живой, только ранен.

— Не-а… ты же сам учил жилку на шее щупать…

— Давай, давай, все равно надо скамью для гребцов освободить. Ну-ка, взяли.

Обломок древка торчал у Терентия из спины. Мишка поискал пульс на шее, потом приложился ухом к груди отрока. Все было безнадежно — наповал.

— Давыд… ты посиди с ним… помолись за упокой души. Для воинов, в битве павших, райские врата открыты безвозбранно. Он — воин и пал в бою… душа его на нас из Царствия Небесного глядеть будет.

Мишка помолчал, не зная, что еще сказать. Кем был Давыду отрок Терентий? Родичем, другом детства, просто односельчанином?

«Дела, дела… суета сует. Ведь собирался же поподробнее обо всех ребятах разузнать, картотеку сделать… так руки и не дошли. Только, вот, когда убили… Вернется только половина… неужели правда? Или Егор только пугал? Егор… блин, чуть не забыл!».

— Давыд, мне отойти надо… ты… ты поплачь, не стыдись, никто смеяться не будет. Посиди, посиди с ним, мы и без тебя управимся. Слышишь меня?

Отрок ничего не ответил, только шмыгнул носом. Мишке захотелось погладить его по волосам, но пальцы натолкнулись на мокрое, холодное железо шлема. Ладонь соскользнула по бармице и опустилась на плечо. Давыд всхлипнул и прижался к тыльной стороне Мишкиной ладони щекой.

ТАМ Михаилу Ратникову всегда казались жуткой фальшью сцены в кинофильмах про войну, когда герой или героиня склоняются над убитым товарищем, сразу же стихают выстрелы, начинает звучать грустная музыка и всякое действие вокруг как бы прекращается… но сейчас убрать руку показалось страшным кощунством.

«Много ли мальчишке надо? Немного сочувствия, незамысловатая ласка… но… надо идти. Провались оно все! Лучше б я в Крестах на шконке загнулся!».

Мишка похлопал Давыда по спине, осторожно высвободил ладонь и начал пробираться к корме, откуда доносились голоса Семена Дырки и Егора.

— Дядька Егор, не пора ли?

— А? Ты, что ли, Михайла?

— Я, господин десятник. Не пора ли стрелу пускать, спрашиваю.

— Ну… — судя по голосу, Егор повернулся в сторону оставшейся позади факельной суеты на причалах. — Да, до нас уже из лука не добьешь, можно пускать. Давай, что у тебя там приготовлено.

Мишка дернулся руками к талии и только тут сообразил, что пояс, со всем, что на него навешено, он сбросил прямо под ноги перед тем, как стягивать с себя рубаху. Где ж его теперь искать? Повернувшись к шевелящейся темноте внутри ладейного корпуса крикнул:

— Внимание! Всем слушать меня! На правом борту, пошарьте под ногами, там мой оружейный пояс где-то лежит. Передать сюда!

После короткой паузы, откуда-то из носовой части ладьи донеслось:

— Здесь, боярич! Сейчас передадим!

Пока его амуниция путешествовала из рук в руки, Мишка спохватился, что не сделал самого главного и снова подал команду.

— Кто из урядников есть? Подай голос!

— Урядник шестого десятка Ксенофонт!

— Младший урядник шестого десятка Никон!

«Надо же, они что, через все причалы за мной тащились? Как умудрились-то в темноте?».

— Младший урядник четвертого десятка Сергий!

— Из других десятков кто-то еще есть?

— Отроки второго десятка Марк и Тимофей!

«Опричники? Эти-то откуда взялись? Блин, неужели опять прикрывали?».

Пояс с подсумками и оружием, наконец-то, добрался до Мишкиных рук, но он продолжал перекличку.

— Урядник Ксенофонт, доложить о потерях!

— Отрок Глеб ранен — ступню на берегу чем-то пропорол… сильно. Отрок Софроний обжегся, когда пожар тушил… тоже, вроде бы, сильно. Отроки Тихон… ой, да тихо ты с веслом-то! Отроки Тихон и Гавриил на первой ладье уплыли, а Младший урядник Симеон и с ним еще три отрока… потерялись. Темно же…

«Ну, может на других ладьях ушли, но Ксюха молодец — в такой обстановке все под контролем держит и обо всех помнит! Не то, что вы, сэр…».

— Младший урядник Сергий, доложить о потерях!

— Отрок Терентий убит… здесь еще отроки Пахом, Нифонт и Давыд… все целые, но Нифонт, придурок, самострел утопил. Про первый пяток не знаю — мы сразу разошлись.

— Опричники!

— Оба целые!

— Так… раненых обиходили?