Княжья русь - Мазин Александр

Рогнеда отлично знала, что и Кведульв, и Хривла — из старой дружины Владимира. Знала — и ненавидела. Она ненавидела всех, кто убивал ее отца и братьев. А особенно — его, князя Владимира. Зарезала бы, если б могла. Не могла. Тогда ее сыну никогда не стать князем. Но ей было очень, очень приятно видеть, как перекосило великого князя, когда он услыхал о смерти своих людей.

— Хривла, Хривла! — Князь заметался по палате, забыв даже о похоти. — Старый верный друг! Как же так? Боги! Как же вы это допустили? — Развернулся стремительно, подскочил к Рогнеде:

— Кто их убил?

Глаза страшные, оскал звериный…

Рогнеда не испугалась. Ничего он ей не сделает. Но — показала лицом, что трепещет…

— Разбойники, мой господин, я же говорю, разбойники… — пролепетала она.

— Полоцкие? На куски порежу! — Навис над княгиней, дыша яростью.

Рогнеда почувствовала, как у нее слабеют колени. Да, ей люб Богуслав, но тут — другое. Владимир — как зверь Дикий. Пред ним ни одной женщине не устоять…

— Не полоцкие, — пробормотала она. — Кабы полоцкие — не стал бы их Устах бить.

— Сама что видела?

— Ничего. Много их было. Богуслав, сотник твой, меня с сыном сразу в лес увел.

— Богуслав? Сам? А кто тогда воев наших возглавил?

— Да Кведульв и возглавил, — быстро сказала Рогнеда. Как они со Славкой и договаривались. И добавила от себя: — Богуслав сначала сам хотел, но Кведульв сказал, что его первое дело — меня сберечь. Вот он, едва битва началась, меня с Мавкой в лесу и спрятал. Оставил с нами побратима своего, Антифа, да и вернулся. А там уже все кончилось. Злодеи кого повязали, кого побили. — И не преминула кинуть камень в огород нелюбимого полоцкого наместника: — Кабы Лунд твой нам настоящих гридней дал, а не ополченцев косоруких, мы б отбились.

Владимир промолчал. Но Рогнеду отпустил. Задумался. Попади княгиня в разбойничьи руки и назовись, худого бы ей не сделали. Ни ей, ни сыну. А вот выкуп с Владимира слупили бы немалый. А будь у татей в заложниках великая княжна с княжичем, тогда и Устах не смог бы на них напасть. А ну как с Рогнедой и Изяславом худое случится? Выходит, Владимир опять обязан сотнику Богуславу. А придется его — на суд. Что делать, если отдариваться нечем? Ничего. Если не сумеет Богуслав оправдаться, так отец за него виру заплатит. Не обеднеет, чай…

Своих великий князь судил прямо в Детинце. Сор из избы выносить — себя позорить.

Сотник Богуслав держался хорошо. Уверенно. Вины своей не видел.

Сидел Владимир на высоком месте, вертел в руках серебряную монетку с надписью «Tibiсо», из даров лехитских, думал.

Собственно, все и так было ясно. Особенно после того, как кривицкие видаки слово свое сказали. Против их слова лехитам и сказать было нечего. Один из них, назвавшийся паном Яцеком, попытался было приврать, но стоявший подле князя воевода Пежич напомнил вовремя, что за облыжные слова против человека княжьего можно и без шкуры остаться. Смутил лехита — и тот врать не рискнул.

Интересно было Владимиру, что главный посол скажет, монашек. Но тот помалкивал. Только зыркал вокруг, будто приценивался.

За Богуславом стоял отец его, боярин Серегей. Были они очень похожи, разве что у Серегея усы втрое длиннее и с проседью. Подумалось Владимиру: хорошо это, когда за тобой такой вот отец стоит. А всё же одному — лучше. При живом Святославе не бывать бы Владимиру на киевском столе.

Доносили Владимиру: лехитский посол к боярину Серегею на подворье ходил. Зачем, интересно? Может, денег хотел, чтоб от сына отступиться?

Кабы не купцы кривицкие, дело могло и против Богуслава обернуться.

Нет, не могло. Не таков Владимир, чтоб своими людьми разбрасываться. Тут он вспомнил о глупой смерти Хривлы и Кведульва — и потемнел лицом.

Поскольку в этот момент взгляд его был обращен на Богуслава, многие подумали: осудит сотника князь. Боярин Серегей насупился, а лехит, тот, что соврать хотел, наоборот, оживился: растянул тонкие губы нехорошей улыбкой.

— Что ж, — нарушил затянувшееся молчание Владимир, — слово мое такое. Вины на сотнике Богуславе я не вижу. Однако из уважения к брату моему, князю лехитскому Мешко, наказывать послов его за поносные слова тоже не стану. Велю вам всем замириться и обиды друг на друга не таить. А кто, против моей воли, возжелает мстить, того я покараю как злодея. Все слышали? — Обвел он строгим взглядом спорщиков, родичей их и видаков. Дождался нестройного ответа и добавил: — А коли слышали, так пусть теперь каждая сторона внесет полгривны серебром. За суд справедливый. А тебя, боярин Серегей, прошу в терем. Посоветоваться хочу…