«Додж» по имени Аризона - Уланов Андрей

Потащил и еле отскочить успел. Потому как чехол этот, как выяснилось, не сам по себе одежда был, а часть чего-то. Вот это самое чего-то, когда гора развалилась, меня едва под собой не погребло.

В этот момент как раз поп нарисовался.

– О, – радостно так замечает, – я как раз и хотел посоветовать вам взять с собой, на всякий случай, пару тулупов.

Вот тут-то я своим ушам в очередной раз не поверил.

– Ась? – переспрашиваю. – Как вы сказали «это» называется?

– Тулупы, – озадаченно повторяет поп. – Но… мне казалось, что у вас в мире они достаточно распространены.

– Угу, – киваю. – Только вот они там, как бы это сказать, помельче будут.

То, что они тут нашили, – это был всем тулупам тулуп, дед и прадед. Его и за одежду-то признать было сложно, скорее уж за жилье какое – юрту там или вигвам. В такой форме заступил на пост, допустим, в декабре – и стой хоть до весны, главное, чтобы с подвозом горячей пищи перебоев не наблюдалось.

Интересно, думаю, а есть у них хоть чего-то, что у нас побольше. Кроме, понятно, авиабомб. А то все эти яблочки, волы, горы бродячие, теперь вот тулупы… прямо в тоску вгоняет. Не знаю уж, в какой комиссии этот мир проектировали, но кто-то в ней определенно гигантоманией страдал.

Тот тулуп, который меня чуть не завалил… Его на кузов «Аризоны» можно было вместо тента натянуть – хватило бы с лихвой и еще бы полами землю подметало. А та круглая штуковина, которую я за спальный мешок принял – это, оказывается, рукав такой был.

– Интересно, – спрашиваю, – кто ж это у вас в таких тулупчиках щеголяет? Великаны?

– Великаны тут ни при чем, – заявляет рыжая. – Эту одежду надевают рыцари поверх доспехов.

Ну-ну.

Ладно, думаю, чего там поверх кого – это мы как-нибудь потом разберемся. Главное – одежа есть, и накрыться, в случае нужды, будет чем. А то время уходит, а оно нынче дорого. На войне время всегда дорого, и цена у него всегда одна.

– Хорошо, – говорю. – С тулупами разобрались. Патроны взяла?

– Так точно.

– Еще лучше. Давай, загружаем все это в кузов и поедем. С божьей, как говорится, помощью. А святой отец пусть нам пух без перьев пожелает.

Я, вообще-то, во все эти приметы не очень-то верю, да и по должности не положено, но, с другой стороны, после того, как в немецкий тыл десяток раз на брюхе сползаешь, и не таким суеверным заделаешься. И гимнастерочку заветную, счастливую, по десять раз штопать-перестирывать будешь, и фляжку недопитую оставлять – чтобы было к чему вернуться, – и креститься в уголке втихомолку. А у одного парня у нас совсем заковыристая примета была – он перед каждым выходом фигурку какую-нибудь из дерева выстругивал: то самолетик, то танк, то кораблик. Чушь, конечно, полная, но вот только не вернулся он как раз в ту ходку, когда палатку нашу вместе с очередной фигуркой прямым попаданием накрыло.

– Желать, – говорит поп, – вам я могу только то, что вы сами пожелаете себе. А божья помощь… Будем надеяться, что Светлые боги отзовутся на мои молитвы и не оставят вас – ведь то, что вы собираетесь совершить, должно быть угодно им.

Ах да, соображаю, они же тут язычники, вместо одного Верховного Главнокомандующего – целый… как же это слово-то, на «дивизион» похоже… во – пантеон. С другой стороны, чем черт не шутит – если тут и в самом деле чего-то наподобие существует и на поповские молитвы отзовется, то я лично возражать против этого никоим образом не стану, а с атеизмом своим буду разбираться как-нибудь в сторонке, без свидетелей, как говорил старший лейтенант Светлов: «с тету-на-тет».

– Абгемахт, – соглашаюсь. – Можете передать вашим богам – если задание выполним и живые вернемся, всенепременно к ним в храм загляну и пару-тройку свечей поставлю.

– Надеюсь, – серьезно так заявляет Иллирий, – что тебе суждено будет выполнить этот обет, – и начинает посох подымать.

Я аж моргнул.

Договорились.

– Не понял, – говорю. – Что, прямо здесь проход и откроете?

Кара меня вместо ответа в бок локтем пихнула.

– Не мешай, – шипит. – Ему нужно сосредоточиться.

Гляжу – поп посох наперевес перехватил и начертил им в воздухе чего-то вроде прописной буквы «зю» с кривым хвостиком. При этом еще треск раздался, будто материю разорвали, и – дзынн – как фарфоровые тарелки друг о дружку. И – все.

Я моргнул, глаза протер – ровным счетом ничего не изменилось. Только Иллирий, когда посох свой опустил, пот со лба утер и вздохнул так, будто не деревяшкой в воздухе махал, а мешки с углем полчаса разгружал.