Вестник смерти - Калугин Алексей

Луконя снова ткнул Антипа локтем в бок, на этот раз довольно-таки чувствительно.

– Не похож, говоришь! – Резким движением Антип выбросил в сторону сказавшего это мертвяка руку с зажатым в ней ножом. – А что, если я этим ножом тебя по глотке чикну?

В отсветах пламени лезвие ножа поблескивало мертвенно-зеленоватым светом, похожим на тот, что горел в пустых глазницах навья.

Мертвяк как-то странно качнулся из стороны в сторону, словно дряхлый старик, желающий подняться на ноги, но не находящий в себе сил для этого.

– Прости, не признал, – проскрипел мертвяк. – Больно ты молод мне показался для вестника смерти.

– Ну, по сравнению с тобой, Сартопулос, любой будет выглядеть мальчишкой, – рассмеялся Луконя и положил руку Антипу на плечо.

Этим жестом бесенок давал парню понять, что он уже признан и принят местным обществом, а заодно и демонстрировал всем присутствующим, в сколь близких, почти дружеских отношениях находится он с вестником смерти.

– Присаживайся к нашему огню, – произнес кто-то из присутствующих.

Голос не был похож на дребезжание сухих горошин в бычьем пузыре, как у говорившего до этого мертвяка. Тот, кто подал голос на этот раз, заметно шепелявил и временами делал короткие паузы, производя при этом странный звук, словно бы втягивая в себя воздух сквозь едва приоткрытые губы.

Обернувшись, Антип посмотрел на того, кто произнес эти слова. Внешне это был человек из плоти и крови, только с очень бледным лицом и большими, чуть заостренными кверху ушами. Глаза у него были желтого цвета с вертикальным, как у хищника, разрезом зрачков. Антип догадался, что это был упырь, хотя никогда прежде видеть упырей ему не доводилось.

Упырь подобрал полы надетого на нем драного балахона и подвинулся в сторону, освобождая для гостя место на ступенях склепа.

Антип благодарно улыбнулся и, обойдя круг нежити, занял предложенное ему место. Рядом с ним пристроился и улыбающийся Луконя. Заплечный мешок Антип скинул со спины и поставил между ног, а нож снова сунул за голенище.

Осмотрев внимательно всех собравшихся у костра, Антип насчитал семь упырей. Остальные были мертвяками. Все они были одеты в ветхие, изорванные лохмотья, по которым было совершенно невозможно составить хоть какое-то представление о первоначальном виде одежды, частью которой они в свое время являлись. Возможно, именно поэтому навье выглядели хотя и жутковато, но одновременно и довольно-таки жалко.

Странным был и костер, вокруг которого собралась нежить. Синеватые языки пламени скользили по нескольким сложенным крест-накрест поленьям, при этом они оставались совершенно целыми, не обугливаясь, не выбрасывая вверх искры и не превращаясь постепенно в золу. При взгляде на этот костер Антипу сразу же вспомнились истории о ведьминых огнях, горящих ночами на кладбищах.

– Что привело вестника смерти в наши края? – проскрипел один из мертвяков, тот самый, которого Луконя назвал Сартопулосом. – Среди нас живых не сыщешь, а нам самим смерть уже не страшна.

Рот мертвяка приоткрылся в зловещем оскале, что в его исполнении должно было изображать приветливую улыбку.

– Я здесь проходом, – ответил Антип и для солидности кашлянул в кулак.

– Он к Запрудам идет, – тут же вставил Луконя. – А я, встретив его на кладбище, предложил с нами ночку скоротать. Так что не сидите, как мертвые, а угощайте дорогого гостя!

Едва Луконя произнес эти слова, как двое мертвяков поднялись со своих мест и скрылись за полуоткрытой дверью склепа. Движения их были медленными и угловатыми. Казалось, что к ногам их привязаны пудовые гири, и, чтобы сохранить равновесие, мертвяки держали руки расставленными в стороны.

Насколько мог судить Антип, упыри были куда более живыми и подвижными, чем остальные навье. Но и они производили впечатление глубоких старцев, способных разве что только на то, чтобы вспоминать свои былые деяния.

Пока двое мертвяков что-то делали в склепе, Луконя быстро представил Антипу всех сидевших у костра. Имена, которые называл бесенок, были все больше причудливые, нездешние, такие, что и не запомнишь с первого раза. Названный мертвяк чуть привставал со своего места и со всей учтивостью, которую позволяли ему его старые кости, кланялся Антипу.

К тому времени, когда церемония знакомства была окончена, вернулись из склепа двое мертвяков. С собой они принесли большой медный котел, наполненный какой-то жидкостью, и кованую рогатину. Воткнув рогатину в землю возле костра, мертвяки повесили котел над огнем.

– Ну вот, скоро и чаек поспеет! – с радостным предвкушением потер ручки Луконя.

Антип решил, что невежливо сидеть молча, ожидая, когда закипит вода в котле, и обратился к сидевшему справа от него упырю с вопросом:

– Простите, вы все здесь местные?

– А как же, – оскалился в улыбке упырь. – Все с этого самого кладбища.

– Очень уж имена у вас странные, – покачал головой Антип. – Я таких прежде и не слышал.

– Еще бы, – прохрипел сидевший по другую сторону огня мертвяк. – Нет же больше таких имен. Канули в небытие, как и весь мир, к которому мы принадлежали.

– Ты когда-нибудь слышал об Империи Семи Морей? – спросил у Антипа упырь.

– Нет, – покачал головой Антип.

– Вот то-то и оно, – снова оскалился упырь. Но на этот раз оскал его можно было назвать грустным. – А в свое время не было в мире человека, который не знал бы этого гордого имени. И каждый второй сам был подданным Империи Семи Морей.

– И когда же это было? – поинтересовался Антип.

Мертвяк попытался было свистнуть, но вместо свиста изо рта его раздался странный приглушенный скрежет.

– В незапамятные времена, относящиеся к Первой эпохе, – оставив тщетную попытку выразить свои чувства свистом, словами ответил Антипу мертвяк. – На том месте, которое ты называешь Запрудами, некогда стоял огромный город, именуемый Уартом.

– И что же с ним стало? – удивленно спросил Антип.

– Уарт был разрушен варварами, пришедшими из Великих Степей, – тяжело вздохнув, ответил мертвяк. – Их несметные полчища прошли по всей Империи Семи Морей, обратив в прах великую цивилизацию.

– Не преувеличивай, Марлинус, – усмехнулся сидевший рядом с Антипом упырь. – Империю разрушили не варвары. Она была раздавлена собственной тяжестью. Некогда действительно великая держава выбрала тупиковый путь. Вместо того чтобы развиваться за счет собственных ресурсов, Империя продолжала разрастаться вширь, втягивая в себя все новые страны и народы. По мере того как имперский центр дряхлел, народы на окраинах Империи, впитывая в себя все ее достижения, обретали собственное самосознание. К тому времени, когда появились степняки, Империя была уже настолько изъедена собственными внутренними противоречиями, что для того, чтобы она упала и рассыпалась в прах, довольно оказалось легкого толчка извне.