Ночь черных звезд - Белецкая Екатерина

— Не знаю. Попробуйте.

— Искин, — Фэб явно рассердился. — Распустили тебя совершенно безобразно. Быстро — доклад по полной форме! Помещение охраняется?

— Да ну тебя! — огрызнулся искин. — Охранялось. Сейчас охраны нет. В комплексе полно людей, и с частью из них происходит то же самое, что с теми, кто находится наверху…

— С частью? — переспросил Ит.

— Да, именно с частью.

— А остальные? — Дарли тоже рассердилась. — Почему из тебя каждое слово приходится клещами тянуть, искин?!

— Потому что вы должны это все сами… — пробормотал тот в ответ. — Атон говорит, чтобы я не подсказывал.

— Так, — ледяным голосом возвестил Фэб. — Атон, ты что? Ты там? Долго издеваться собираешься?

— Как вы мне надоели все, — с тоской произнес знакомый голос. Воздух на долю секунды помутнел, и эрсай возник посреди помещения. — Ладно, издеваться не буду. Остальные люди, которые находятся тут — пленники. По сути — рабы. Я могу пойти с вами, но это все уже не мое дело. Я свое дело сделал.

— Сволочь, — пробормотала Дарли.

— Вот всегда так, — заметил Атон. — Приведешь, соберешь, покажешь — и ты же сволочь. Да идите вы уже! — рявкнул он. — Хватит тут сидеть! Пока вы анализируете, они пленных перебить могут.

* * *

То, что происходило дальше, запомнилось Иту, да и всем остальным, какими-то обрывками и кусками.

…вот они бегут по длинному прямому коридору, скудно освещенному, неширокому, и коридор выводит их к двери, идеально круглой двери с каким-то хитрым шлюзовым замком. Через минуту замка уже нет — легионеры действуют слаженно и быстро, замок вместе с дверью превращается в лужу расплавленного металла.

…перед ними — идеальной формы чудовищных размеров шарообразный зал, обшитый изнутри свинцовыми пластинами в ладонь толщиной. Они стоят на летающей платформе, которая подошла к ним, стоило только вступить на порог зала. В центре совершенно пустого пространства неподвижно висит… клетка? Сияющая серебряная клетка, сплетенная из толстых прутьев, огромная, не меньше десяти метров в поперечнике. На первый взгляд она кажется ассиметричной, но потом глаз начинает улавливать в ее строении некую логику, и внезапно словно бы включается второе, внутреннее зрение — клетка оказывается вовсе не клеткой, а человеческой головой, сплетенной из прутьев и обращенной к вошедшим пустыми глазницами.

Клетка пуста. Во лбу серебряной головы зияет отверстие — как будто толстенные прутья вывернула изнутри какая-то невообразимая сила.

— Это… здесь? — спрашивает чей-то неуверенный голос из-за спин.

Ответа нет.

…снова череда коридоров, ответвлений, дверей; резкий и неприятный запах откуда-то сбоку; кто-то с безумными глазами выскакивает из-за двери, и налетает на легионеров — доля секунды, и человек лежит на полу с заломленными за спину руками; все дальше и дальше, двери, коридоры, снова, снова, снова…

…тюремные блоки, заполненные людьми — и опять запах, и отчаяние, ощутимое всеми, уже всеми, не только аарн.

— Кто вы? — дверь сорвана с петель, Дарли стоит напротив изможденного человека, одетого в грязно-лиловый комбинезон.

— Они… убили его? — человек смотрит на дварх-адмирала отчаянными глазами. — Они его убили?

— Кого?

— Бога… Они убили Бога?..

* * *

Несколько сот лет назад полтора десятка ученых сделали предположение — места в галактике, именно в этой галактике, имеющие нестабильную тахионную структуру, могут служить порталами для прохода в надвселенную. В Высшие Сферы.

Им никто не поверил, да и все их исследования носили чисто теоретический характер. Потому что никто, находясь в здравом уме, никогда и не подумал бы, что можно рискнуть и сунуться в эти самые Высшие Сферы. И, главное, понять, как это можно в принципе осуществить.

От этой самой первой группы ученых осталось кое-какое наследие, которое осело в ряде научных библиотек и было благополучно забыто. Оно не пошло дальше этих библиотек и не попало в поле зрения официалов или кого бы то ни было, кто мог понять, к чему способны привести подобные изыскания.

Еще через полтораста лет совсем молодой студент-неудачник наткнулся на эти работы. Он и в самом деле был неудачником, и неудачи к тому моменту, когда он нашел в архиве ту самую первую монографию, озлобили его и уже начали потихоньку превращать в то, чем он стал потом.

Сначала он ничего не понял. Но, повинуясь наитию, взял монографию с собой. И проштудировал ее еще несколько раз, словно чувствуя, что за бесполезной теорией может стоять что-то еще.