Питер - Врочек Шимун

Старик вздрагивает.

Нет, лучшее, что он мог сделать в тот момент, это послать: «Скоро буду. Ф». Всё как обычно. Надеюсь, она даже не узнала, что всё кончилось.

И вот всё кончилось. Она и сын мертвы, а он здесь, выкапывает из песка трупы.

Он вогнал лопатку в песок до черенка, двинул, чтобы сдвинуть слой мокрого песка, с трудом поднял. Откинул в сторону мокрый расплывающийся кирпич. Шмяк. Вода капает с лопатки, когда он примеряется и втыкает лопату в следующий раз.

Плевое дело, да? Он копает и бросает, доводя себя привычно до автоматизма — как он довел до автоматизма обслуживание реактора. Куча песка размывается набегающими волнами. В яме вокруг головы противогазника бурлит вода, размывает четкий контур, вырезанный в песке лопаткой. Противогаз смотрит на старика круглыми окулярами.

Скоро, парень. Потерпи.

Противогазник терпит. В круглых окулярах не отражается ничего. Молодец. Хороший мальчик. Лопата снова втыкается в песок. Это четкий, входящий звук — как звук пришедшей почты. Или удаленной? Старик не помнит. Но что-то, связанное с электронными сообщениями.

Если бы я мог, я бы писал тогда на бумаге.

И она бы писала мне.

Старик закрывает глаза и видит перед собой холодильник, стоящий в кухне — старый, жена всё уговаривала купить другой, а он сопротивлялся, он вообще не любил что-либо менять в своей жизни. Иногда ночью холодильник вдруг начинал трястись и стучать, как садящийся на посадочную полосу самолет. Но даже это он терпел. Старик видит перед собой этот холодильник с наклеенными листочками — на магнитах. Родос, Крит, и почему-то Улыбающаяся Слива. Словно даже там они успели побывать.

Ещё он видит детский рисунок.

Но об этом лучше вообще не думать. Не надо.

Старик работает. Песок перед ним окрашивается розовым, красным… Старик думает, что, возможно, озонового слоя на Земле больше нет, поэтому вокруг такая растительность. Если старик поднимет голову (он бросает очередную порцию песка), то увидит мёртвый высохший лес. Чёрные стволы, корявые мёртвые ветки. Часть деревьев уже упала, но практически ни одно не гниет. Странно, да.

Ничего странного.

Будь я биологом, написал бы целую диссертацию об этом, думает старик. Целый вагон диссертаций. Старик продолжает откапывать противогазника. Зачем он вышел на берег, интересно? Встретить свой последний рассвет? Да какие там к чёрту рассветы — после ядерной-то войны. Солнца не было месяц или больше. Вообще не было. Холод лютый. Ветер на море был настолько силен, что срывало деревья. Целые ураганы.

Но потом вместо ядерной зимы мы получили непонятно что.

То есть, кто выжил — тот и получил.

Берег уже кроваво-красный. Старик останавливается передохнуть. Спину ломит, словно в поясницу вставили металлическую трубу. Ничего. Целые ураганы. А потом пришла зима.

И неважно, что было лето. Он вышел тогда из закрытой зоны реактора — посмотреть, что дальше. А мог и остаться там. Когда прозвучала тревога, реакторные отсеки начали самоблокироваться. Всегда существует вероятность, что с персоналом что-то случится, и реактор, выработав воду для охлаждения, начнет расплавляться. Поэтому автоматика. Автоматика закрыла его в активной зоне, прямо в зале над реакторной решеткой. Смешно. Противоатомная защита, что служила для блокирования излучения из реактора, заблокировала излучение и в реактор.

Ирония судьбы. «Какая гадость эта ваша заливная рыба».

Старик заканчивает работу. Противогазник лежит перед ним в коричневом защитном плаще — армейском, кажется. Ноги его в обрезиненных чулках. Окуляры невозмутимы. Руки вытянуты. Он мёртв уже больше двадцати лет. Ха-ха. «Тепленькая пошла».

Теперь его нужно похоронить.

Старик втыкает лопатку в песок и берется за плащ мертвеца прорезиненными перчатками. И раз.

Пошли родной. Мы найдем тебе хорошее место.

* * *

— Диспозиция такая. Мне нужно попасть на поверхность. И не просто наверх — а добраться до Ленинградской атомной электростанции. И вернуться. — Иван помолчал. — Обязательно вернуться. Ты можешь мне помочь?

Мандела помедлил.

— Можно начистоту?

— Да.

— По-моему, вы конченые психи.

«Ты уже мёртв. То, что ты сейчас видишь — кислородная смерть мозга».

— Вполне может быть, — сказал Иван. — Так что насчет моего вопроса?

Мандела переступил с ноги на ногу.

— Ну, если это поможет…