Питер - Врочек Шимун

Иван огляделся. Каждый готовился к заброске по-своему. Бледный Кузнецов, настоявший, что он тоже пойдёт, сидит и пытается скрыть волнение. Пальцы подрагивают. Нога отбивает лихорадочный неровный ритм. Это ничего. Это нормально для первого раза. Даже для десятого — ничего.

Звездочёт почти спокоен. Уберфюрер ржет и скалится — но он всегда скалится. Седой равнодушен и словно слегка вял. Водяник пытается что-то рассказать, но его никто не слушает. Мандела то встает, то снова садится, словно на пружинках весь.

Иван выдохнул. Прикрыл глаза. Сосчитал до пяти. Открыл.

— Пошли!

Балтийцы запустили их в шлюзовую камеру — тёмная, маленькая, пустая. Закрыли за ними дверь. Иван услышал, как щёлкнул металлом замок, как пришли в движение механизмы гермодвери. Фонари освещали лица напротив, отсвечивали от стекол противогазов. Иван присел на корточки, положил автомат на колени. Теперь подождать минут пять-десять до полной герметизации внутренней двери. Потом ещё минут десять — пока в тамбур подкачают воздух, чтобы создать избыточное давление. Затем открыть внешнюю дверь…

Стоп. А это ещё что?

Звездочёт уже взялся за внешнюю дверь, начал крутить рукоять.

— Стоп! — приказал Иван. Встал, сделал два шага и положил руку учёному на плечо. — Без команды не дёргаться. Я предупреждал.

Звездочёт повернулся. Похлопал глазами от света Иванова фонаря. Лицо за прозрачным стеклом маски недоуменное.

Да уж, придётся нелегко. Команда ни фига не сработанная, кто ещё знает, какие фокусы они мне выкинут…

— Та герма, — показал Иван на внутреннюю дверь, — ещё не схватилась.

— А! — Звездочёт наконец сообразил. — Виноват.

— Действовать, когда я скажу. По моей команде, — напомнил Иван то, о чём уже сто раз переговорили, когда готовились к заброске. — Пока ждём.

Десять минут тянулись дольше, чем предыдущие два дня. Зачем мне это? — вдруг подумал Иван. — Этот геморрой?

Посмотрел на часы. Зеленоватые мерцающие обозначения. Пора.

— Открывай, — велел он Седому. Тот кивнул. Иван почувствовал, как набирает обороты сердце и руки начинают подрагивать от выброса адреналина. Всё вокруг стало ярче, более объёмное, выпуклое, рельефное.

Ну, с богом. Поехали.

С угрожающим скрежетом дверь начала открываться…

* * *

Серая громадина вокзала застыла, как чудовищный зверь, изготовившийся к прыжку. Обычно Иван старался избегать таких зданий. Громоздкие, внутри огромное пустое пространство. С одной стороны это хорошо — есть место для маневра группы. С другой: часто в таких зданиях встречались гнезда. А с этими птичками толком и не поговоришь.

— прочитал Иван надпись над входом. Буква «К» почему-то выпала.

Они поднялись по ступеням — боевым порядком. Один бежит, другой прикрывает. Остановились на крыльце.

Глухая резиновая тишина.

«Входим», — показал Иван жестами. «Смотреть в оба».

Вокзал был огромен — даже по Ивановым меркам больших помещений. Диггер прищурился, огляделся. Справа ряды ларьков. Раньше противоположная от входа стена была почти целиком из стекла, теперь это скорее напоминало огромный дверной проём. Ворота в железнодорожную вечность. Стальные балки, перечерчивающие проём крест накрест, были оплетены тонкими лианами.

Дальше — за противоположной стеной — начинались перроны. Иван увидел зелёно-ржавый поезд, стоящий на одном из путей.

Пасмурное небо почти не давало тени. Но Иван всё равно рефлекторно переступал бледные тени балок на полу.

— Смотри, — его толкнули в плечо. Иван повернул голову.

Семья скелетов расположилась у справочной стойки. Папа, мама, двое детей — видимо. Голые костяки, обрывки одежды. Рядом с мертвецами застыли чемоданы — распотрошенные, с выпущенными наружу внутренностями; светлые некогда вещи стали жёлто-чёрными от пыли, окаменели. Семья ехала на отдых. Или от бабушек… Или ещё куда.

Вперёд!

Диггеры пересекли зал ожидания и перебежками вышли к путям. «Направо», — показал Иван. Там, дальше вдоль путей находилось раньше железнодорожное депо.

* * *

Составы ржавели, заброшенные так давно, что успели забыть, кто такие люди. Громоздкие железные звери, стянувшие свои тяжёлые тела, чтобы умереть в одном месте. Но не все умерли…

Паровоз был такой, как его описывал профессор.